Юрий Лепский: Любовь человека к месту чревата взаимностью

Как человек малознающий и скверно образованный, я предпочитаю верить или доверять своим ощущениям, когда знание (а точнее, его отсутствие) не может объяснить природу того, что происходит. Ну, например, я верю в то, что любовь или искренняя привязанность человека к какой-то территории (городу, деревне, реке, конкретному ландшафту, пейзажу, к географической точке) чревата взаимностью. То есть я думаю, что если вам по сердцу и по душе место N, если вас тянет туда, если вам там хорошо, если вы полюбили это место, то и N может испытывать по отношению к вам хотя бы благодарность.

С чего это я взял? В чем и как может выражаться эта "благодарность"? И не кажется ли мне, что я, подобно дикому язычнику, наделяю человеческими качествами то, что человеком не является, одухотворяю симбиоз флоры, фауны, природных явлений и результатов людской деятельности? Кажется, еще как кажется. Но что поделать, против фактов не попрешь. Факты - дело вполне материальное, хоть и данное нам в ощущениях. Какие такие факты, спросите вы. А вот какие.

Много лет подряд я езжу в Пушкинские горы. Здесь ноги мои привыкли ходить с утра до вечера, а глаза - восторгаться великолепным русским пейзажем. Здесь мой внутренний мир, израненный житейскими неприятностями и мелкими недугами, постепенно приходит в соответствие с тем, что видят глаза, успокаивается и потихоньку исцеляется, становится нормальным и бодрым хотя бы на несколько дней. Я бесконечно благодарен этому месту за все, что оно для меня сделало, чему научило и от чего избавило. Я был тут в разное время года. Летом восторгался кипением свежей листвы над Соротью, зимой - чистым глубоким снегом, весной - разливом на озерах, осенью - живописной палитрой леса, отраженной в Маленце. Нынче, в феврале, я приехал сюда за ярко-белыми сугробами, за морозцем и скрипом снежка на лесной тропинке. Но не тут-то было. Какой там скрип! Снега в Пушкинских горах не оказалось вовсе: ни в Михайловском, ни в Тригорском, ни в Петровском. Ни снежинки! Два дня я ходил по унылой жухлой желтой траве из Бугрово в Михайловское, из Михайловского на Савкину горку, с Савкиной горки - на городище Воронич, оттуда в Тригорское. Месил грязь, а по вечерам с надеждой спрашивал у администратора гостиницы: что на завтра? На завтра, - отвечали мне, - пасмурно, плюс два - плюс три, возможен дождь.

Два дня пролетели быстро. На следующий день мне надо было уезжать. Накануне вечером я получил на ресепшн моего отельчика тот же прогноз и отправился в свой номер с окнами в потолке. Утром, открыв глаза, я заметил нечто странное: окна моего номера потеряли прозрачность. Потрескались, что ли, подумал я.

Но они не потрескались. Они были завалены сугробами снега!

Я мигом оделся, схватил рюкзак с камерой и выскочил на улицу.

Боже мой! Ветви елей едва сдерживали на себе огромные снежные подушки, ноги утопали в снегу по щиколотку... И свет! Яркий белый свет, отраженный от чистейшего белого покрывала!

Я скорым шагом поспешил к мельнице, мимо озерца с плотинкой, оттуда в лес, на дорогу из Бугрово в Михайловское. Дорога передо мною была устлана толстым снежным ковром. Ни единого следа впереди, и только за спиной - полоски от моих шаркающих ботинок. Скрипел ли снег под ногами? Еще как! Сказочным ли был лес, запорошенный снегопадом? О да! Замерла ли природа в полной тишине, сама пораженная этим чудом? Она затихла в изумлении. Счастлив ли был ваш покорный слуга, идущий ранним утром из Бугрово в Михайловское по сказочному лесу? Не без этого, скромно, по-довлатовски ответил бы ваш покорный слуга, спроси вы его тогда, когда он преодолевал ту снежную целину.

Ну, так ответьте же мне, адепты теории первичности материи, что это было? Если это не благодарность Пушкинских гор за мою многолетнюю преданность и верность этому месту, то что тогда? Просто снегопад? Ни с того ни с сего? Ну, вы сами-то в это верите?

То-то!