22.02.2016 16:33
    Поделиться

    Британское кино: между прошлым и будущим

    В рамках проекта "Британские выходные" на суд отечественного зрителя были представлены две очень разные картины: "Леди в фургоне" (The lady in the van) Николаса Хайтнера и "Лобстер" (The Lobster) Йоргоса Лантимоса.

    На поверхности оба этих произведения не обнаруживают ничего общего. Однако на более глубоком уровне складывается ощущение, что и сценарист "Леди в фургоне", известный британский писатель Алан Беннетт (автор очаровательной книги "Непростой читатель", несколько лет назад вышедшей на русском), и создатели антиутопии "Лобстер" пытаются запечатлеть этот мир таким, какой он есть, чувствуя неизбежное приближение судьбоносного прыжка в будущее, неожиданность которого может заставить впопыхах распрощаться со многим из того, что незримо определяет наше внутреннее существование сегодня.

    В "Леди в фургоне" мы видим стремительно изменяющуюся жизнь Лондона семидесятых, когда ранее рабочий район Кэмден-таун начинает свое преображение, приняв в свои объятья непривычных для себя обитателей - новую интеллигенцию. Именно здесь в свое время обосновался и Алан Беннетт (Алекс Дженнингс), пьесы которого с успехом шли в театрах Вест-Энда.

    Фактически это - экранизация одной из его сценических работ 15-летней давности, где Беннетт рассказывает историю, свидетелем которой он стал в реальной жизни. В один прекрасный день на главной улице появляется фургончик со странной обитательницей Мэри Шэперд (Мэгги Смит), что вызывает у местных жителей неловкость, смятение и тайное желание выдворить непрошеную гостью.

    Но, в отличие от сегодняшнего дня, когда люди спокойно проходят мимо бед окружающих, постоянно опаздывая на поезд собственной жизни, районные сообщества тех времен еще были живым организмом. Люди знали своих соседей, боялись уронить себя в глазах окружающих, оставаясь неизменно верными своей мелочной природе, но все же пытаясь бороться с ее нелицеприятными внешними проявлениями.

    Сейчас же все по-другому, печально констатирует Алан Беннетт. Люди из фильма помнили и знали по себе, что такое нищета и отсутствие достатка. Это не позволяло им полностью игнорировать таких Мэри. Сам Алан совершает акт гражданского мужества в глазах окружающих, однако он не питает иллюзий по поводу своего альтруизма - такой экстравагантный сосед дает ему пищу для размышлений, в том числе - о своей собственной жизни. Но неосознанный акт милосердия, чем бы он ни был продиктован, вызывает из прошлого необыкновенную историю жизни чудаковатой старухи, ныне запечатленную навеки. Вернейшее доказательство того, насколько внешнее обличье человека и текущие обстоятельства его жизни могут не соответствовать маршруту и масштабу его жизненного пути.

    К этим прописным истинам мы подходим окольными путями, они открываются нам заново, но далеко не в ригористичном, морализаторском обличии, а в полупрозрачном облаке мягкого и стеснительного английского юмора. Ревностная католичка Мэри Шэперд, подобно пастуху, подводит людей к чему-то большему, чем их собственные жизни, своим присутствием дает другим возможность встретить каждый новый день с благодарностью и мыслью: им уже дано многое из того, что стоило бы высоко ценить.

    Мэгги Смит, ставшая кинематографическим олицетворением Минервы МакГонагалл, бессменная обитательница "Аббатства Даунтон", блестяща даже в такой, на первый взгляд, незавидной роли. В ее облике проскальзывает несгибаемое человеческое достоинство и одновременно подавленность, заносчивость и беспомощность, вопиющая асоциальность и умение одержать верх в любой бытовой ситуации. Она напоминает драматургу его собственную мать, образ которой он неоднократно использовал в своих произведениях. Но в Мэри есть то рыцарское благородство, то отчаянное донкихотство, которое не позволяет ему выплеснуть свои наблюдения за ней на публику. Алекс Дженнингс, блестяще сыгравший сразу двух Беннеттов - того, кто пишет, и того, кто живет, сумел потрясающе передать психотип одинокого застенчивого интеллектуала семидесятых, ведущего с самим собой бесконечные изнурительные разговоры. По сути дела, он такой же изгой, как и Мэри. И ему приходится мужественно перенести спазмы собственного тщеславия - ровно в тот момент, когда он осознает, что Мэри прожила не то что более полную жизнь чем он сам, но более насыщенную, чем то, о чем он мог даже помыслить.

    "Лобстер" рассказывает о совсем другом мире, в котором быть "нормальным" во всех отношениях - не только сверхценная идея, но и обязанность каждого. Строгое следование предписанному поведению, заключающееся в обязательном наличии брачных отношений, делает из человека безвольное подобие животного, камня на камне не оставляя ничего от его психики. Удел того, кто в установленный срок не найдет себе пару - неотвратимое превращение в животное. Отняв у человека душу, общество будущего, вполне возможно, сочтет себя и полноправным хозяином его тела.

    Картонность, одномерность персонажей, заученные реплики, достойные по своим художественным характеристикам машинного перевода текста технической тематики, обезличенный язык, звучащий в устах практически всех персонажей как иностранный - таков удел потомков тех, кто самозабвенно готов отринуть от себя свою культуру в погоне за светлым будущим универсализма.

    Казалось бы, такого рода моральный прессинг должен неизменно породить ответную реакцию. И она на самом деле возникает, но не является инструментом противодействия устоявшимся порядкам. Когда деградация человека достигает известных степеней, откат назад возможен лишь частично, в виде формального протеста, который использует в своей основе те же репрессивные методы, ту же структуру взаимоотношений между людьми, что и в доминирующем укладе. И из этого порочного круга практически нет никакого выхода. Практически? Господин режиссер, спасибо за то, что оставили форточку приоткрытой. Мы все-таки еще смеем надеяться на чудо.

    Поделиться