Поделиться
В прошлом году проект был показан в Эрмитаже - под названием "Память". В этом году его показывают в Москве, назвав "Эрмитаж. Дворцы Петербурга".
Если бы этой смены названий не было, ее следовало придумать. Одно отсылает к пространству города, другое - к внутренней terra incognita памяти. Одно пространство - торжественное, ясное, открытое взгляду. Другое - замкнутое, закрытое, непредсказуемое. Они выглядят несовместимыми. Но именно вместе они идеально описывают тот странный двойственный эффект, который создают безупречно совершенные фотографии интерьеров библиотек, музеев, оперных театров, сделанные Кандидой Хёфер.
Так и хочется сказать, что Хёфер, блестящая ученица четы Бехер, эти объекты не просто снимает, а каталогизирует с тщательностью архивиста и точностью следователя. Томас Штрут, кстати, выходец из Дюссельдорфской академии, тоже снимал в залах музеев, будь то берлинский Пергамон, парижский Лувр или лондонская Национальная галерея. Но он снимал в залах, где были посетители. На его фотографиях посетители оказывались в роли экспонатов, которые рассматривает уже зритель работ Штрута.
Кандида Хёфер идет по иному пути. Безупречность цвета, строгая перспектива ренессансной картины, точность деталей и ни малейшего намека на сентиментальные ностальгические чувства создают ощущение почти сюрреалистической двойственности. Она восстанавливает точку зрения ренессансной перспективы, словно приглашая внутрь картины. Но при этом все персонажи картины идеальное пространство с его "сладостной перспективой" покинули. Зритель перед фотографией оказывается в двойственной роли. То ли последнего героя, то ли первооткрывателя. Он стоит на пороге музейного или библиотечного зала то ли как последний их обитатель, способный чувствовать себя тут дома, то ли как чужак-варвар, озадаченный непонятным предназначением музеев и библиотек.
Но зыбко мерцающей оказывается не только позиция зрителя. Само пространство интерьеров дворцов и музейных залов тоже неоднозначно. Да, оно открыто для каждого - хотя бы потому, что музеи, библиотеки, театры созданы для публики. Но его величие, строгая геометрия, безупречная красота самодостаточны настолько, что любой вторгшийся в него имеет шанс почувствовать себя "бедным Евгением" перед "Медным всадником".
Наконец, в случае Эрмитажа и Петербурга двойственность фотографического пространства накладывается еще и на внутреннюю противоречивость "петербургского текста", города, в истории которого совершенство расчета века Просвещения и триумф империи шли рука об руку с мистическими образами Пушкина, Гоголя, Одоевского, Андрея Белого. Пожалуй, из этого идеального созвучия метода Кандиды Хёфер "гению места" Санкт-Петербурга рождается ощущение "попадания в яблочко". Хёфер делает парадный портрет интерьеров петербургских дворцов и Эрмитажа так, словно выдает пропуск в вечность.
Кандида Хёфер любезно согласилась ответить на вопросы "РГ".
Вы снимаете музейные залы и театры, в том числе Эрмитажный театр. Важен ли для вас мотив Театра памяти, придуманный в XVI веке Джулио Камилло?
Кандида Хёфер: Память играет для меня большую роль. Для меня важно, что пережито в этих пространствах и что еще будет пережито. Я выбирала центральную перспективу для взгляда на эти интерьеры, потому что некоторые из них перегружены и взгляд из центральной точки как бы успокаивает зрителя.
При выборе интерьера музея, для вас важно то, что находится в зале (например, портретная галерея войны 1812 года), или то, как этот зал выглядит?
Кандида Хёфер: Прежде всего важна эстетика.
Возникает ощущение, что вы смотрите на строгую красоту музейных интерьеров, как "смотрят души с высоты на ими брошенное тело". Мотив оставленности музейных интерьеров для вас существен?
Кандида Хёфер: Я сама выбираю места, которые собираюсь снимать, и, естественно, перед этим их посещаю. Прихожу, когда в музее, или библиотеке, или театре никого нет. Поэтому вполне могу ощутить чувство потерянности в пространстве. Но, присмотревшись к месту, вижу множество деталей, игру цвета и света. Постепенно чувство потерянности уходит, и я начинаю чувствовать себя в этом месте комфортно.
Вы учились у Хиллы и Бернда Бехер. Они снимали индустриальную архитектуру. На первый взгляд, это тема, совершенно противоположная вашей.
Кандида Хёфер: В начале учебы я снимала проект с турецкими гастарбайтерами. Ничего общего с тем, что делаю сейчас. Промышленная архитектура не слишком меня интересовала, я пошла в класс Бехеров потому, что меня восхищало, как они работают, и то, что они делают, но не тема промышленной архитектуры.
Восхищало техническое совершенство работ или концептуальное мышление?
Кандида Хёфер: Меня восхищала простота их черно-белых работ при ярко выраженной мысли. Я никогда не рассматривала работы Бернда и Хиллы Бехер с точки зрения фотографии.
Вы были одной из первых учениц Бехеров, начавших работать с цветом. Для вас движение к цвету связано с движением к живописи?
Кандида Хёфер: Начинала я вообще с диапозитивов, поскольку тогда они давали меня возможность быстро увидеть результат. Они позволяли сделать один и тот же снимок и в цветном, и в черно-белом исполнении и сравнить их. Так я пришла к выводу, что для меня важен цвет.
Когда-то вы пробовали снимать дагерротипы. Сейчас работаете с цифровыми камерами. Интерес к старым техникам у вас остался?
Кандида Хёфер: Дагерротипами я увлекалась давно. Но с ними сложно получить быстрый результат, и после года занятий я отказалась от этой техники. Сейчас я действительно работаю в цифре. Но я работаю над каждым снимком, трансформируя цвет и формат (dye-transfer). Это достаточно сложный процесс, он допускает только определенный размер снимка.
Вы используете искусственное освещение при съемке?
Кандида Хёфер: Я использую только естественное освещение. Как правило, я прошу отключить искусственное освещение, поскольку мое представление о цвете не вполне соответствует тому, что я получаю при смешении искусственного и естественного света.
Вы снимали не только библиотеки, театры, музеи, но и зоопарки. Что было сложнее?
Кандида Хёфер: Съемки зоопарков были проще. Единственная сложность заключалась в том, что я не хотела показывать животных показывать в движении. Основная идея была показать животное в рамках той архитектуры, которая была для него построена.
Природное внутри искусственного пространства?
Кандида Хёфер: Да. Представьте белого медведя в зоопарке. Для него специально строят нечто похожее на полярный ландшафт. Другой ландшафт - создают для горных коз, газелей и т.д. Это были съемки вне помещения. Похоже на съемку диорамы в музее естественной истории.
В Москве Вы не собираетесь делать проект?
Кандида Хёфер: Возможно. Пока я еще не определилась до конца.