Поделиться
В родной "Иностранке" она проработала больше сорока лет. А пост директора занимала почти 22 года. Гениева говорила: "В самых невероятных своих представлениях о жизни не могла предположить, что когда-нибудь стану руководить этой в советское время весьма идеологизированной структурой". А любовью к книгам ее заразила ее бабушка Елена Гениева, дружившая с Максимилианом Волошиным и другими поэтами.
Это сейчас библиотеки превращаются в культурные центры, а "Иностранка" стала таким центром, признанным во всем мире, давно. Здесь не только собран уникальный книжный фонд на всех языках мира, но и работают 14 иностранных культурных центров, здесь можно в совершенстве выучить иностранные языки, открыты детский отдел, отдел религиозной литературы.
Одной из первых в Москве библиотека иностранной литературы обзавелась электронным каталогом. Человек мира, Гениева все лучшее, что было увидено ею в зарубежных библиотеках, внедряла у себя. На вечера и дискуссии в "Иностранку" приходили выдающиеся люди своего времени, в том числе отец Александр Мень.
1 апреля в атриуме библиотеки откроют памятник Екатерине Гениевой неподалеку от бюста так любимого ею Джеймса Джойса. Также откроется посвященная ей выставка "Екатерина: Признание и признательность". В экспозиции будут представлены высокие награды Екатерины Гениевой - Мальтийский орден, медаль К.Д. Ушинского, Орден Дружбы и Орден восходящего солнца, книги, живопись, графика. Кроме того, в "Иностранке" презентуют книгу "Феномен Катя", где собраны воспоминания ее коллег и друзей, в том числе Михаила Швыдкого, Гарри Бардина, митрополита Иллариона и других. Сотрудники библиотеки, готовившие эту книгу к выходу, сделали к ней подзаголовок - "Попытка прощания"...
Александр Архангельский, журналист, телеведущий:
- Екатерина Гениева была не просто директором библиотеки, ученым, - она была одной из моральных опор современного российского общества, даже если общество об этом ничего не знало. В конце концов, дом ничего не знает о сваях, на которых он держится. При ней невозможно было сделать то, что стало возможным после нее. Например, взять и закрыть без письменного приказа международные культурные центры. Она могла вступиться за своих коллег. И само ее присутствие в масштабе русской и мировой культуры - она была, конечно, человеком мирового масштаба - не позволяло сделать вид одним, что нет европейского контекста, а другим, что нет контекста русского.
Это был моральный подвиг, как она жила последний год и спокойно сопротивлялась разрушительной болезни. Я выступал с ней вместе в Петербурге за четыре дня до ее кончины. Уже все было понятно, в том числе и ей. Тем не менее она переступала через боль и шла на встречу к людям, потому что им это было необходимо.