05.04.2016 20:57
    Поделиться

    Федор Лукьянов: В Европе назрел кризис лидерства

    Германия простилась с Гансом-Дитрихом Геншером - многолетним министром иностранных дел и одним из наиболее уважаемых политических деятелей страны. За год с небольшим ушли четыре крупнейших представителя самого старшего поколения германской политики - в январе прошлого года не стало Рихарда фон Вайцзеккера, в августе - Эгона Бара, в ноябре - Гельмута Шмидта. Эти траурные события трудно назвать неожиданными - Геншер, самый молодой из них, чуть-чуть не дожил до 90. Но на фоне бурных событий в Старом Свете печальные новости невольно приобретают дополнительное символическое значение.

    Покидают мир те, кто олицетворял целую эпоху, - становление Германии как ключевой страны объединенной Европы. Их мечтой, которая долго казалась совершенно несбыточной, было единство страны. Их главным опасением - нарушить политическое равновесие. Внутри государства - не отклониться от курса социальной рыночной экономики, которая подняла ФРГ из руин Второй мировой и обеспечила гражданский мир в стране, пережившей тяжелейший шок. Во внешней политике - не позволить появиться даже тени сомнения в том, что Германия выучила раз и навсегда уроки первой половины ХХ века, отказалась от любых амбиций, которые кем-то из ее контрагентов на Западе и Востоке могли бы быть восприняты как угрожающие.

    Уходят те, кто олицетворял эпоху становления Германии как ключевой страны объединенной Европы

    Они принадлежали к разным партиям и идейным течениям. Вайцзеккер - христианский демократ (консерватор). Бар и Шмидт - социал-демократы, но разных направлений, второй считался в свое время самым проамерикански настроенным канцлером, первый, напротив, скорее склонялся в другую сторону. Геншер посвятил жизнь партии свободных демократов (либералы), с грустью наблюдая ее тяжелый кризис в последние годы. К СССР/России все они относились в разное время по-разному. Сторонником наиболее конструктивной линии выступал Эгон Бар, один из главных архитекторов Восточной политики (окончательного примирения и нормализации отношений). Остальные занимали куда более сдержанные, мягко говоря, позиции, тот же Шмидт, например, был автором знаменитого уничижительного определения СССР как "Верхней Вольты с ракетами". Симпатизантом России трудно было назвать и Геншера.

    Но всех этих лидеров, как и многих других западногерманских политиков их поколения или смежного времени, объединяло одно общее качество - историзм. Понимание того, что политическая ситуация, которая есть сегодня, - лишь эпизод национальной, европейской, мировой истории, и ее невозможно отделить ни от того, что было, ни от того, что будет. Иными словами, при принятии решений необходимо в полном объеме учитывать и уроки прошлого (своего и чужого), и различные последствия на будущее. По-другому это можно назвать политическим (особенно внешнеполитическим) реализмом, школой мысли, которая сейчас, в эпоху мировой неразберихи и попыток заменить отсутствие стратегии идеологическим напором, как будто вышла из моды.

    Возрождение Германии после катастрофы нацизма, ее сначала экономическое, а потом постепенно и политическое восстановление стало возможно благодаря очень расчетливой политике. Послевоенные руководители прекрасно отдавали себе отчет, что недавнее прошлое накладывает на страну серьезные ограничения - не только формальные. Необходимость добиваться целей средствами, более узкими, чем были в распоряжении остальных западных стран, совершенствовала мастерство. Тем более что именно Германия была центром самого острого противостояния, фактически главной ареной холодной войны.

    Об ошибочной политике в отношении России тактично, но настойчиво говорили все ушедшие титаны

    Качества, которые были свойственны политикам того поколения, остро необходимы сегодня. Спустя более чем четверть века после триумфа европейского и германского объединения континент переживает глубокий кризис. Он усугубляется тем, что правительства фактически работают в режиме сиюминутного реагирования на постоянно меняющиеся обстоятельства. Долгосрочные последствия просчитывать некогда, а некоторые даже считают, что незачем. Ну и, пожалуй, самое главное. При всем при том современный Европейский союз как целое и даже его отдельные страны, имеющие великодержавную традицию, утратили способность действовать гибко, выходя за политические рамки, которые они сами для себя сформулировали. И почему-то ожидают, что внешние партнеры к этим рамкам тоже будут приспосабливаться.

    Об ошибочной политике последних лет, в частности в отношении России, тактично, но настойчиво говорили все ушедшие титаны. Принципиальное отличие "тогда" от "сейчас", наверное, в этом и состоит. Старшее поколение (последним крупным представителем остается Гельмут Коль, давно не появляющийся на публике из-за болезни) было лишено политического высокомерия. Потому что осознавало риски собственного положения перед лицом фундаментальных процессов (противостояние сверхдержав, эхо тогда еще недалекого прошлого...), на которые оно могло лишь в малой степени повлиять. То есть добиваться чего-либо не благодаря, а вопреки. Сегодняшняя психология сформирована эйфорией после итогов холодной войны: мы победили, и отныне все возможно именно так, как мы считаем правильным - в политическом, экономическом, ценностном, моральном плане.

    Европа вместе с остальным миром на распутье, кризис лидерства налицо повсеместно. Тех, кто сейчас уходит, когда-то породило время - большое и ответственное. Масштаб вызовов сейчас не меньше, так что, вероятно, не за горами следующее великое поколение.

    Поделиться