20.04.2016 21:05
    Поделиться

    Константин Богомолов сыграл князя Мышкина в Ленкоме

    С ленкомовским премьерным "Князем" такая вышла история. Если забыть, что "Идиота" написал Достоевский. Если понять Марка Захарова, от которого как от худрука требуется отчетность в виде заполняемости зала - чем больше, тем лучше, не важно, какой ценой, показательная статистика все стерпит. Если стереть из памяти все предыдущие образы Настасьи Филипповны и тянущиеся за ними национальные культурные традиции. И если постараться вообще не обращать внимания на провокационные выпады со стороны режиссера, то вполне реально провести вечер без скачков артериального давления и даже получить эстетическое удовольствие от художественных откровений в спектакле. Константин Богомолов в своей новой постановке ведет двойную игру - и как режиссер, и как актер. И одна из них заслуживает внимания.

    Он сам играет Мышкина, и когда выходит на сцену в образе князя, глаз от него оторвать невозможно. Такой Мышкин действительно не от мира сего. Человек, располагающий к себе с одного взгляда, на самом деле среди остальных людей выглядит последним в роде - "ну, в своем роде", как сразу сбивается пафос приписками к Достоевскому. Его голосу веришь, убедительности в конвульсиях сочувствуешь, своеобычной походке сопереживаешь, а актерской органичностью так просто восхищаешься. Князь Мышкин Богомолова - это явление с многосложной серьезной сутью и запоминающимися деталями, как, например, нелепый полиэтиленовый пакет со сменными вещами в руках. Но если каждому слову Богомолова-Мышкина веришь, то едва ли не каждой второй мизансцене Богомолова-режиссера сопротивляешься.

    Вычленить бы его князя из обстоятельств, на которые обрекает режиссер остальных персонажей Достоевского, получился бы не только скандальный спектакль. Но тогда это был бы не Богомолов. У которого Мышкин быстро становится Тьмышкиным, роковая красавица Настасья Филипповна трансформируется в угловатую девочку Настю, которая потом подрастает, но из роли тщательно коверкающего слова ребенка не выходит. У Аглаи - другой возрастной перекос: здесь Аглая Мышкину в матери годится, - тоже модная тема. И вот сидит взрослая женщина и объясняет молодому человеку, что в доме ее все считают маленькой дурой, что с князем она хочет бежать, чтобы изменить свое социальное положение. Стоп-кадр, и они с этим человеком - Мышкиным - уже в свадебном путешествии, на берегу Клязьменского водохранилища...

    Дальше события развиваются стремительно. Аглая с Мышкиным удочеряют Настасью Филипповну, девочка Настя начинает звать князя дядей Мышкиным. Потом Аглая застает мужа на падчерице, или падчерицу верхом на своем муже, позиции меняются, и выясняет отношения с Настей по-женски. Настасья Филипповна вдруг перестает изображать маленькую, начинает говорить с нормальной дикцией, и в ней просыпается хищница: бессвязный лепет, по ее мнению, действует на мужчин как гипноз, отчего ж не воспользоваться?

    Затем Константин Богомолов решает поделиться своим наблюдением о том, что Федор Михайлович очень любил написать главку-другую про умирающих детей. "Не откажем и мы себе в этом удовольствии", - сообщает режиссер, и на авансцене появляется Ганя, которого помещают в детский хоспис в зеленом лесу, где тот сокрушается: "Черт возьми, никак нельзя умереть без объяснений". Сколько ему лет при таком раскладе, не имеет значения - как замечено в спектакле, "у мертвого лет не бывает".

    Действие скачет со страниц романа Достоевского в дом для поживших (что-то вроде санатория для уставших от жизни людей), а оттуда в современную детскую комнату милиции. Где князь Мышкин ищет сбежавшую от него девочку Настю, а милиционер Фердыщенко толкает монологи про свою трудную, и никем не понятую жизнь.

    Музыкальное сопровождение - отдельная юмористическая история. Как и текстовые сообщения на заднике, информирующие, что Настя бегает от Рогожина к Мышкину, от Мышкина к Рогожину, и так по кругу до бесконечности.

    Сюжетных поворотов в спектакле - масса, эмоций - ноль. Режиссер добивается от актеров интонационного минимализма. Все ровно, спокойно, фрагментами даже монотонно. Можно было бы сказать, беспристрастно, если бы не цепь намеренных видоизменений, озвученная Богомоловым в интернет-полемике в ответ на гневные выпады в его адрес: "Тема "Достоевского" - насилие над детьми. Жестокость взрослых к детям. Педофилия, наконец, разговор о том, что наш мир полон насилия над детьми, насилия над беззащитными, а наша благополучная жизнь в той или иной степени оплачена детскими слезами..."

    Монологи на эту тему выдают все по очереди. А лидирует здесь Афанасий Иванович Ашенбах (Виктор Вержбицкий), рассказывая про свою последнюю депутатскую любовь, которую он встретил, когда девочка Настя ему надоела, и он уехал в Таиланд. Там на пляже ему явился тайский мальчик по имени Тадзио…

    Идет вольная транскрипция "Смерти в Венеции" и Томас Манн вместе с Лукино Висконти в спектакле "Князь" оказываются в многострадальной компании Достоевского...

    Каждому из актеров приготовлен свой бенефисный монолог, но каждый лишается права на эмоции - бесстрастен Рогожин (Александр Збруев), холодна Аглая (Елена Шанина, наконец-то получившая хоть какую-то роль). Монотонна женщина-девочка Настя Филипповна (здесь - несчастный, настрадавшийся, но хитрый ребенок). Ее партию исполняет молодая актриса с курса Захарова Александра Виноградова, сменившая выбывшую из игры на начальном этапе Марию Миронову, - приму Ленкома сложно было бы себе представить весь вечер на коленях на сцене, как того требует режиссерский рисунок роли.

    Иногда актеры меланхолично застывают прямо посреди действия - как будто режиссер посадил их на стул, а потом напрочь забыл об их существовании. Но вот парадокс: ко всем им он сумел найти такие слова и подходы, что те навсегда становятся его союзниками. (На что и стоило бы продавать билеты - так это на репетиции Богомолова: настолько, по отзывам присутствовавших, интересные режиссерские разборы характеров он устраивает). 

    Как актер Константин Богомолов, бесспорно, невероятно талантлив. Но как режиссер - очень прагматичен. Когда он ставил просто спектакли, на него мало кто обращал внимание. Тогда он сознательно стал готовить спектакли-провокации. И теперь Богомолов - у всех на устах. Своего он добился быстро: Ленком сегодня вверяет ему Достоевского с Пушкиным, МХТ вчера прощает ему публичное выяснение отношений с чередой странных обид, и приглашает на новую постановку... Кажется, Богомолову очень нравится роль главного enfant terrible современного театра, и он не собирается с ней расставаться, хотя профессионально давно уже ее перерос. Как Настасья Филипповна из его же спектакля, повзрослевшая, но продолжающая коверкать слова как маленькая девочка, потому что так спрос на нее будет больше.

    Только вот возникает ощущение, что Богомолов ставит не спектакли, а опыты над обществом. И что по большому счету ему самому интересно узнать, на какую степень терпения оно способно.

    Поделиться