Ученые-историки всегда находились в непрерывном диалоге с государством и обществом, испытывая их властные запросы. Но не меньшие (а на самом деле большие) сложности были порождены внутренними методологическими противоречиями самого исторического знания, его вековой потребностью стать в один ряд с точными науками, не утратив при этом своей гуманистической миссии.
Как известно, покровительница истории - Клио - была восьмой в прекрасном семействе муз, расположившись между Терпсихорой и Уранией. Почему искусство истории у древних греков находилось между танцем и астрономией? Об этом остается только догадываться - любое современное острословие вряд ли приблизит нас к истине. Важнее другое - родовая принадлежность воссоздания и осмысления прошлого к сфере художественной, творческой переживалась учеными-историками как тяжелый груз, от которого хотелось избавиться любыми способами. Искусство истории веками прорастало в науку. Потому что родовая принадлежность эта казалась родовой травмой. Искусство не просто провоцировало достоверность вымысла, оно к тому же предполагало искусность, когда внешняя красота оказывалась дороже внутренних противоречий, а правдоподобие могло заменять правду. Предания старины требовали проверки документами и фактами, исследовательской логикой, и только тогда обретали характер подлинного знания.
Но все же где находится истина человеческого бытия - в мифологическом мире Гомера или в исторических сочинениях Геродота и Фукидида? Это по сей день открытый вопрос.
Бальзак утверждал, что нет ничего глупее, чем факт, но его романы, как известно, оказали огромное влияние на Карла Маркса. Классик русского исторического романа Ю.Н. Тынянов неизменно подчеркивал, что начинает там, где исторический факт заканчивается, но разве от этого его "Кюхля" или "Смерть Вазир-Мухтара" менее увлекательно и правдиво открывают для нас тайны минувших времен. Можно отважиться и назвать А.С. Пушкина гениальным историком, понимая при этом, что его "Капитанская дочка" и "История Пугачевского бунта" - взаимодополнительны. Написаны десятки тысяч страниц о том, что Сальери не подсыпал яд в бокал Моцарта, а Борис Годунов не убивал маленького царевича Димитрия в Угличе, но кто лучше автора "Евгения Онегина" умел сопрягать большие линии истории с безднами человеческой психологии. Впрочем, и "Евгений Онегин", "энциклопедия русской жизни", есть выдающееся историческое сочинение, гениальный лирический документ целой эпохи, который повествует о ней полнее любого исторического исследования. В этом смысле нельзя не упомянуть "Войну и мир" Л.Н. Толстого, роман, который по сей день в общественном сознании занимает место подлинной истории России времен Александра I. Как бы ни старались ученые своими комментариями восстановить подлинную реальность описываемых событий, могущество и магия толстовского текста делают их усилия в немалой степени тщетными.
Ни в коем случае не хочу умалить величия исторической науки, этой особой отрасли знания, "успехами которой измеряется степень просвещения нации" (так писал член Совета РИО Я.К. Грот в "Обращении" к своему Августейшему Ученику и Почетному Председателю Общества Цесаревичу Александру Александровичу в 1873 году). Но, наверное, не случайно первым председателем Русского исторического общества был поэт Петр Андреевич Вяземский, а членами его почитали за честь быть известные русские литераторы. Как не случайно и то, что выдающиеся русские историки были значительными, первостепенными писателями, которые внесли колоссальную лепту в развитие российской словесности. Именно поэтому уверен, что успех исторического просвещения - а это наиважнейшая задача РИО - во многом зависит от солидарной деятельности историков и деятелей художественной культуры. При том, что высшей миссией науки является демифологизация исторических процессов, а искусство - даже документальное - по природе своей тяготеет к мифотворчеству.
Этого сущностного противоречия не стоит опасаться. Просто о нем необходимо помнить, когда идет речь о бытовании исторического знания в современном обществе, которое хотя и называется информационным, тяготеет к самым разным мифологемам. И это важно учитывать, когда речь идет о формировании образовательных планов. Речь не идет о синхронизации, а тем более унификации преподавания литературы и истории. Но между ними не должно быть узко профессиональных преград. И было бы в высшей степени интересно подумать о создании своего рода "перекрестных" программ, которые позволили рассматривать те или иные страницы российской истории с помощью строгого объективного научного знания и сводного субъективного литературного творчества. В.О. Ключевский, впрочем, писал о том, что искусство любят люди, которым не удалась жизнь. Кому же она удалась?