"Календарь поэзии" о письмах погибшего в 1943 году поэта

У могилы святой

встань на колени.

Здесь лежит человек

твоего поколенья.

Ни крестов, ни цветов,

не полощутся флаги.

Серебрится кусок

алюминьевой фляги,

и подсумок пустой,

и осколок гранаты -

неразлучны они

даже с мертвым солдатом.

Ты подумай о нем,

молодом и веселом.

В сорок первом

окончил он

среднюю школу...

Семен Гудзенко, 23 июля 1943, Сталинград

Мой брат предвидел войну, еще учась в седьмом классе

Уважаемый... нет, дорогой коллега Дмитрий Шеваров! Давно читаю Ваши очерки, посвященные павшим товарищам. Не раз собирался написать, но не было повода. И вот 5 мая читаю в "Календаре поэзии" о поэте Анании Размыслове, погибшем 29 сентября 1943 года в боях на левом берегу Днепра. Мой старший брат Виктор Рачков погиб там же на один день раньше. Как официально значилось в похоронке: 28 сентября 1943-го при форсировании Днепра.

Еще в школе Виктор писал заметки, рассказы в стенной газете и вел дневник. После его гибели я прочел в нем удивительное предвидение войны и многое из своей собственной судьбы. Он был большой фантазер, собирался стать писателем, мечтал о путешествиях по разным странам и еще в седьмом классе записал: "Оканчиваю школу, начинается война, иду на фронт, попадаю в окружение, плен, бегу к партизанам и после войны путешествую по всему свету..."

Все так и произошло: окончил школу в 1941-м, после училища воевал. Его выживший товарищ рассказывал, что на Днепре Виктор не погиб, а во главе взвода закрепился на том берегу, их окружили, и они ушли к партизанам. Но потом выяснилось: он все-таки погиб в том сорок третьем.

Я бывший корреспондент ТАСС, мне 90 лет. Пишу книгу воспоминаний, целую главу посвятил брату. Эта глава вчерне уже написана на отдельных листочках в косую линейку.

Анри Васильевич Рачков, Москва

Из нашего класса вернулись только Васька, Лёня и я

До войны я жил в Николаеве. В 1930 году в первый класс принимали только в восемь лет. В сентябре мне исполнилось 7 лет и 21 день. Законные школьники нашего двора 1 сентября пошли в школу. Тогда праздника из этого не устраивали, родители на работе, школа рядом, никаких букетов и провожатых не было. Все ребята куда-то идут - и я пошел вместе со всеми. Все знали, куда идти по звонку, а я один остался в школьном коридоре. По коридору шла учительница, она спросила:

- Ты чого стоиш, хлопчык?

- А я не знаю, куда идти.

- Пидемо зи мною.

Она взяла меня за руку и привела в свой класс. Так я начал учиться с семи лет. Мою первую - любимую! - учительницу звали Прасковья Викентьевна Власенко.

Когда в свой первый отпуск после войны я вернулся в Николаев, то разыскал ее, - старенькую, будто высохшую, - и она мне долго рассказывала: кто погиб, кто жив и что делает. Тогда я и исчеркал пометками фото нашего класса, чтобы никого не забыть. А фото это, чудом сохранившееся, сделал однажды на перемене Лёня Филиппов.

Из девочек нашего класса погибла Сарра Зеленецкая - она осталась в городе, и ее расстреляли немцы, как и всех неуехавших евреев. А из ребят - нас в классе было двенадцать - после войны вернулись только Васька Баранцев, Лёня Филиппов и я. Абрам Скловский погиб под Сталинградом. Жека Чистяков - под Одессой. Сёма Клецель, морской пехотинец, - в Севастополе. Коля Остроухов - под Харьковом. Толя Майстренко был в плену, бежал, а после штрафной роты, тяжело раненный, умер дома. Им было по 18-19 лет.

Наум Борисович Вайнштейн, 92 года, полковник в отставке, Кострома

Ночью перебираю в памяти имена наших мальчиков и девочек*

Дорогой Дмитрий! Так и не знаю вашего отчества, не нашла. Читая вас, словно с некой грустинкой смотрю в солнечное прошлое. И все в нем видно до последней черточки. Я училась в Вологде, в школе, что рядом с Красным мостом (N1 ныне, а тогда N21). Оттуда мои одноклассники ушли на фронт. И я вслед за ними. Они могли бы прожить такую же долгую жизнь, как я. На днях мне исполнилось 83 года. Ночью перебираю в памяти имена наших мальчиков и девочек, их лица. Так родились строки, которые шлю Вам.

Наталия Глебовна Овчарова, Белгород

Мои одноклассники

Шли треугольнички.

Краткие строки,

робких намеков неясный туман...

Вера, что бой одолеют жестокий,

что пощадит их войны ураган.

Боря писал, что, мол, нравилась Лида...

Ваня про Нину с восторгом писал,

как ему больно и даже обидно,

что до войны ей о том не сказал.

Вити, все трое ко мне обращались,

не уставая все то же твердить:

как в меня верят. И все обещались

вернуться живыми и вечно любить...

Я узнавала на фронте из писем:

"Витя убит".

"Больше Витеньки нет".

"Виктор погиб".

"Ваня ранен на Тиссе. Умер, еще

не попав в лазарет".

Ты возвратился, сдержав обещанье,

посвисты пуль миновали меня.

До сих пор помню святое сиянье

самого первого мирного дня...

Годы ушли.

Но всегда неуклонно

я вспоминаю друзей дорогих:

Витя Самсонов,

Витя Герасимов,

Витя Абросимов,

Лида Куваева,

Ваня Горохов,

Нина Гладких,

и без вести канувший

Боря Хохлов...