Алексей Бородин: Каждый сезон нужно начинать, как первый
Его прабабушка и прадедушка строили КВЖД и после революции оказались отрезаны от родины. Жили в Харбине, потом в Шанхае. Это был совершенно русский дом с русскими традициями. Во время войны из чувства патриотизма вся семья приняла советское гражданство, а в 50-х вернулась в Москву. Две темы особенно ярко проходят через всю творческую биографию Бородина: Дом и Утопия. Сейчас он репетирует новый спектакль об Утопии - пьесу Майкла Фрейна "Демократия".
Алексей Владимирович, почему вы так упорно думаете об утопии? Пьесу Майкла Фрейна "Демократия" о Вилли Брандте тоже можно прочесть как историю одной утопии...
Алексей Бородин: Тема утопии сопровождает нас, можно сказать, всю жизнь. Надежда, горечь, разочарование и ирония над собой у меня всегда идут где-то рядом. Разочаровываешься, теряешь доверие; благодаря иронии, которая помогает пережить разочарование, вновь обретаешь доверие, вновь очаровываешься, вновь впадаешь в состояние утопии. Это противоречие в пьесе Майкла Фрейна звучит очень определенно. Ведь наши социальные утопии (жизнь должна быть прекрасна, свободна, сорганизована) или индивидуальные (например, утопия о театре, который у тебя в грезах) по большому счету недостижимы. И подлинное напряжение жизни как раз в этом парадоксе о вечном стремлении к недостижимому.
"Берег утопии" Тома Стоппарда со всей очевидностью проявил эту тему. Хотя еще в городе Кирове, в "Ревизоре", я отнесся к легкомысленной болтовне Хлестакова, который, мол, с Пушкиным на дружеской ноге, с полным доверием. Ведь это его личная утопия, его мечта. И потом, тоже в Кирове, в "Жизни Галилея" Брехта была сходная история. И уже здесь, в Москве, "Баня" Маяковского с его Фосфорической женщиной, которая всех увозит в неизвестные дали. А здесь остаются победоносиковы, они не поехали за этой загадочной женщиной и утратили понятия утопии, мечты. Можно много перечислять...
А потом возник "Берег утопии", захвативший нас чрезвычайно. "Демократию" я для себя называю "Берег утопии-5". И, конечно, "Алые паруса" - история девочки, которая знает, что алых парусов не будет, но все равно выбирает дорогу к мечте.
То есть дорога, а не обретение для вас важнее всего?
Алексей Бородин: Да, потому что обретение - это остановка. Оно тут же становится разочарованием. Жизнь интересна, когда ты воспринимаешь ее как противоречие. Ведь противоречива сама жизнь: она кончается смертью, но, зная это, человек все равно живет. Приятие этого требует мужества, здравого смысла и одновременно веры в то, что без мечты, без творчества невозможно. Творческое преображение жизни единственный путь человека. Только достиг чего-то, и тут же надо идти дальше.
А часто вы понимали, что если не совершить какой-то резкий поворот, то будет плохо?
Алексей Бородин: Конечно. Заснуть в чем-то как умереть. На следующий день надо проснуться и иметь мужество жить до следующей ночи-смерти. Набраться сил. Если не наберешься сил, вяло протянешь день и даже не умрешь следующей ночью во сне.
Я давно понял, что каждый сезон нужно начинать как первый. Надо все время просыпаться заново. Сделать день, сделать сезон. Не тянуть лямку из года в год, а совершать законченные акты. Но даже если не получилось, по крайней мере сознаешь, что сегодня ты болен или театр не здоров. Это осознание тоже не меньше значит. Можно подладиться и плыть по течению, но бывают внутренние восстания, когда ты преображаешься. Кстати, так появился у нас проект "Молодые режиссеры - детям". Я понял, что на вечерние спектакли для взрослых мы тратим время и силы, а здесь рутина, тянем ее и тянем. И вроде бы честно играют, а ничего творческого не происходит. И я буквально восстал внутри себя. И кинулся к Сергею Женовачу, потому что у него, как я знал, был семестр сказок (он любит давать студентам на первом курсе задания по сказкам). И его ребята были к моему предложению готовы, они немедленно откликнулись.
Потом вы объявили проект "Большая сцена - детям".
Алексей Бородин: Да, и сразу выстроилась очередь на шесть сезонов. Потрясающие работы! Сейчас Богатырев выпускает "Рики-тики-тави" по киносценарию Алексея Германа-старшего и Светланы Кармалиты. "Кролик Эдвард" Рузанны Мовсесян стал настоящим хитом. Оказалось, что детский спектакль может быть интересным творческим вызовом для всех - режиссера, художника, актеров. У актеров уходит самодовольство, которое я очень не люблю. Они начинают сомневаться в себе, искать новое качество. Вообще репертуарный театр - это такое бесконечное броуновское движение. Мое дело как художественного руководителя только держать берега. Ведь мне надо, чтобы из этого хаотического движения вышло то, что я хочу.
Чем вы руководствуетесь в выборе режиссеров для постановки?
Алексей Бородин: Мне очень нравится, когда здесь появляются сильные режиссеры, молодые или уже маститые - не так важно. Потому что я хочу ставить себя в контекст с достойными художественными партнерами, мне так интереснее. Я один из них, и мне хочется соответствовать их уровню.
После серии спектаклей от "Берега утопии" до "Нюрнберга" РАМТ стал местом больших социально-исторических сюжетов. "Демократия" продолжит эту линию?
Алексей Бородин: Все эти пьесы, о которых вы говорите, прежде всего про людей. Они интересны не столько с точки зрения политики, сколько психологии. В "Демократии", как и у Стоппарда, чудесный тип английского юмора. Причем это юмор, укорененный в феноменальном знании материала. Том Стоппард для "Берега утопии" просидел пять лет в библиотеках! Фрейн знает все, что связано с историей Вилли Брандта. Того самого, у которого на рубеже 60 - 70-х годов появилась авантюрная, утопическая идея, что надо признать Восточный Берлин и наладить отношения Востока и Запада. Тогда это казалось всем безумной затеей, и она, конечно, рухнула. Но в старости он увидел падение Берлинской стены. Собственно, на это он потратил всю свою жизнь. Главный парадокс пьесы в том, что в итоге самым близким для него человеком оказывается его помощник и одновременно шпион сотрудник Штази, который разоблачен, посажен в тюрьму, а Брандт в связи с этим уходит в отставку.
Ваш театр несет в себе какую-то удивительную и позабытую силу театра как института просвещения.
Алексей Бородин: Я всегда этого хотел. Я и своих студентов в ГИТИСе всегда спрашиваю: "Что прочли?" Заставляю их читать прежде всего большие романы. В прошлом сезоне я лично просветился невероятно. Марина Брусникина принесла нам прозу Тимура Кибирова, которого я знал и любил как поэта. А в этом Катя Гранитова мне практически открыла двух совершенно грандиозных сценаристов Луцыка и Саморядова и их "Северную одиссею". А еще у нас появился "Кот стыда" - спектакль Брусникиной по пьесам трех молодых драматургов. Мы с колоссальной радостью встретились с этой стихией игры... Но сейчас у меня полная "Демократия".