Сэмюэл Л. Джексон: У меня в Голливуде стойкая репутация радикала

Сейчас Сэмюэла Джексона называют одним из самых уважаемых актеров Голливуда, платят миллионы за проект, гоняются за ним, пишут роли специально для него. А ведь после того, как он снялся в 29 картинах, то есть по любым меркам уже считался ветераном, зритель скользил по нему равнодушным взглядом: типажом больше или меньше - какая разница! И нужно было чудо, чтобы 13-м фильмом в его карьере стало "Криминальное чтиво" Квентина Тарантино, где он сыграл философствующего убийцу Джула Уинфилда, после чего не просто проснулся знаменитым, а мгновенно взлетел на самый верх "листа А" Голливуда.

С тех пор они с Тарантино неразлучны: Джексон работал и в "Убить Билла", и в "Джанго освобожденном", и в "Омерзительной восьмерке". Разве что в "Бесславных ублюдках" не участвовал - запустить негра в логово нацизма не хватило куража даже у Квентина. Но зато сейчас мало какой героический фильм обходится без знакомой мрачной физиономии, которую осветляет неожиданно ироничный взгляд - у его героев всегда обнаруживается потайной ящик, откуда на радость зала вылетает желчная фея, раздающая всем сестрам по серьгам. В его арсенале триллер, драма, детектив - он не всеяден, просто, кажется, может все. Последней работой Джексона стала роль Джорджа Вашингтона Уильямса в картине "Тарзан. Легенда" - очередном художественном вкладе в знаменитую эпопею джунглей. Картина в июле выходит на российские экраны.

Сэм, какой это по счету Тарзан?

Сэмюэл Джексон: Я однажды пробовал посчитать -  на третьем десятке сбился. Ничего удивительного: Эдгар Берроуз сочинил образ настоящего культурного героя, который до того жил только в мифах и легендах. Вроде Геракла, Моисея, Гильгамеша - могучего человека, который наводит порядок в хаотичном и глупом мире. Конечно, такой образ не может не вдохновлять. Есть в мире хоть один мальчишка, который с дикими криками не прыгал по двору, рискуя сломать шею? Есть хоть одна девочка, которая не мечтала бы устроиться с милым в шалаше на дереве, и чтобы никто не мешал их счастью? Потом они вырастают, а индустрия подсовывает уже новую версию их детям, где и прыжки покруче, и блузочки пооткрытей (улыбается). И вот так это крутится, и докрутилось до нашей картины.

Которая и продолжает традицию...

Сэмюэл Джексон: Э-э-э, продолжает, да не очень. Практически везде Тарзан надевает штаны и превращается в виконта Грейстока. Он возвращается в цивилизацию, которая оказывается ему не по нутру, и они с Джейн без сожаления меняют блага этой цивилизации на старый домик в деревьях, где Тарзан становится неформальным полицейским, судьей и вождем в одном лице, приводя в сознание и людей, и зверей. А вокруг разливаются счастье и гармония. У нас не так. Виконт Грейсток прекрасно чувствует себя в Лондоне, но по просьбе Правительства Ее Величества Королевы Виктории направляется в Африку, чтобы помочь людям бельгийского короля Леопольда устроить жизнь конголезских аборигенов. Джейн, конечно, ему сопутствует. Кто же знал, что весь этот благотворительный поход окажется ловушкой, чтобы обменять жизнь Тарзана на горсть бриллиантов для Леопольда! Но наш Тарзан в исполнении молодого Александра Старсгарда борется  прямо как современный Супергерой.

Вы не боитесь, что нынешний король Бельгии обидится - он ведь праправнук этого Леопольда?

Сэмюэл Джексон: А нечего таких предков иметь! Исторического Леопольда презирали и ненавидели даже близкие родственники: ради заработка он не гнушался ничем. В Конго oн устроил настоящий ад: за невыполнение заданий отрубали руку, за малейшее неповиновение - голову. Под его царственной рукой численность населения Конго сократилась наполовину: с двадцати миллионов до десяти, это был настоящий геноцид.

Вы играете историческую фигуру - Джорджа Вашингтона Уильямса, бывшего участника гражданской войны в США, облагодетельствованного американским правительством, но ускользнувшего от этого благоденствия. Как удалось встроить историческую фигуру в придуманный сюжет?

Сэмюэл Джексон: В картине Уильямс становится соратником и помощником Тарзана в его борьбе против бельгийских авантюристов. Реальный Уильямс обходился без Тарзана: увидев, что творится в Конго, он стал бомбардировать письмами бельгийское правительство и газеты, будоражить общественное мнение, и во многом благодаря его деятельности там удалось установить более или менее человеческие порядки.

Вы чувствуете психологическую близость к этому образу?

Сэмюэл Джексон: О да! У меня ведь в Голливуде стойкая репутация радикала (смеется). Сейчас-то я уже посолиднел, как-то приблизился к мэйнстриму, а раньше - огонь в жилах бушевал. Помню, когда был студентом колледжа, где учились чернокожие, мы взяли в заложники совет директоров с обещанием освободить только в том случае, если в учебной программе главное внимание будет уделено афроамериканской культурной традиции.

Победили?

Сэмюэл Джексон: Не совсем. Явилась полиция, меня из колледжа турнули, а потом оказалось, что среди заложников был отец Мартина Лютера Кинга... В общем, срочно пришлось поумнеть, но от натуры никуда не денешься, поэтому - да! - мне близки идеалисты, которые кладут жизнь за других. Уильямс, кстати, заболел в Африке туберкулезом и умер, не добравшись домой. Вот такая печальная биография.

Картина отчетливо показывает, как мы связаны друг с другом - самые далекие, казалось бы, люди...

Сэмюэл Джексон: Не просто связаны - мы зависим друг от друга: люди, племена, звери, земли, и страшно разрывать эту связь. Наш режиссер Дэвид Йейтс (зрители знают его по постановкам четырех финальных фильмов о Гарри Поттере - прим. "РГ") так и ставил задачу - показать эту зависимость, эту сеть, связывающую всех нас. И каждый из актеров: и мой друг Кристоф Вальц, с которым мы работали у Тарантино в "Джанго освобожденном", и молодые таланты Александр Скарсгард и Марго Робби - старались эту задачу выполнить.