Чем запомнится 38-й Московский кинофестиваль

Московский международный кинофестиваль подводит итоги. О наградах и победителях читайте в заметке на этой же странице. Однако можно точно сказать, что главные выигравшие здесь - синефилы.

В выходные и в будни, в дождик и в жару в кинозалах нужно было искать место, чтобы сесть хотя бы на ступеньки (потому что билеты на все места обыкновенно проданы). И неважно, пришли ли вы посмотреть "Тони Эрдманна" Марен Аде (программа "8 1-2 фильмов"), "В тихом омуте" Брюно Дюмона (программа "Европейская эйфория: между раем и адом"), документальную ленту о путешествии в Бразилии легендарной художницы Марины Абрамович (конкурс документального кино) или на ретроспективу блистательной Ульрике Оттингер, аншлаги были везде.

Но основная фестивальная интрига, как водится, складывается вокруг основного конкурса. Если не шедеврами, то разнообразием конкурсная программа радовала. Любой фестиваль силен именами, которые он открыл. И надо сказать, что ММКФ старается замечать интересных дебютантов. В частности, в этом году среди новых имен я бы обратила внимание на фильм "37" датчанки Пук Грастен. За ее плечами - хорошая школа в Дании (датский кинематограф после Ларса фон Триера в отдельном представлении не нуждается), плюс учеба в парижской киношколе EICAR. Ее дебют в коротком метре назван лучшим студенческим фильмом на нью-йоркском фестивале "Большое яблоко". Фильм "37" - полнометражная его версия. Картина пленяет не только точными социальными зарисовками и тонкими психологическими наблюдениями, но и тем, как тонко воссоздана стилистика 1960-х. "37" - картина, которая демонстрирует потенциал развития и в сторону жанрового фильма, но перед нами все же скорее многообещающий образец европейского авторского кино.

Неожиданным сюрпризом оказалась гротескная черная комедия "Дневник машиниста" Милоша Радовича, которая была так старательно замаскирована под социальную драму, что некоторые зрители всерьез обсуждали, насколько правдиво воспроизведены ритуалы инициации "настоящего" машиниста, обреченного "переезжать" зазевавшихся и пьяных гуляк на путях. Не говоря уж о самоубийцах... К слову, эта сербская картина стала лидером зрительского рейтинга. Один из основных ее персонажей - суровый старик-машинист с доброй душой и нежным сердцем, готовый собой пожертвовать, лишь бы приемный сын наконец переехал кого-нибудь, - до странности напоминает плакатных сыновей трудового народа, героев без страха и упрека из фильмов времен раннего социализма. Его дом, как и дом соседей, оказывается поездом (хоть и не бронированным), стоящим "на запасном пути". Но за уютным мирком с фикусами на фоне депо отчетливо вырисовывается пространство гиньоля. Если отвлечься от железнодорожного антуража, то трудно не заметить, что "Дневник машиниста" фактически моделирует ситуацию переживания обществом травмы войны. Эта модель впечатляет смесью абсурда и оптимизма. Главное условие "мягкой поездки" в будущее - избавление от чувства вины. Для чего достаточно просто вежливо положить цветочки на могилу сбитых и забыть о них. Ответственность оказывается снятой не только за счет опосредованного "механического" убийства, но и за счет ее разделения с коллегами. Хеппи-энд ненавязчиво акцентирует гротескность счастливого единения сообщества.

На этом фоне музыкальные ретродрамы двух мэтров польского и болгарского кино - "Эксцентрики" Януша Маевского и "Поющие башмаки" Радослава Спасова - выглядят традиционным опытом использования жанрового кино для рассказа о травматическом историческом опыте. В обоих фильмах - сто пудов любви, джаза и немножко нуара, в картинах которого, как известно, герой всегда обречен на встречу с роковой красавицей. В обоих случаях последней оказывается актриса, а по совместительству - агент спецслужб. В обоих фильмах музыка, точнее джаз, оказывается последней территорией свободы и любви, родиной и религией. Но "Эксцентрики" - динамичная музыкальная мелодрама с неплохим зрительским потенциалом, посылает нежный привет американским мюзиклам начала 1960-х, а "Поющие башмаки" предстают смесью байопика о жизни знаменитой певицы Лии Ивановой, фильма-расследования и семейной драмы. Благо архивное расследование ведет не кто иной, как ее муж.

Совсем в иной стилистике сделаны иранский фильм "Дочь" (реж. Реза Миркарими) и филиппинская картина "Пелена" (реж. Ралстон Джовер), которые наряду с "Монахом и бесом" Николая Досталя числились в списке фаворитов. Реза Миркарими уже увозил из Москвы в 2008 году главный приз Московского международного кинофестиваля. Тогда он привозил фильм "Проще простого". Картина "Дочь" сделана в той же стилистике камерной семейной драмы, в центре которой - отношения жесткого авторитарного героя с дочерью и сестрой. Камера акцентирует внимание на психологических переживаниях, на страхе девочки и матери перед отцом. И - на детском бунте, который может показаться смешным кому-то: всего-то выпускница школы захотела проводить подругу, улетающую на учебу в Канаду. Проблема лишь в том, что для этого надо долететь из южного городка с нефтезаводами до Тегерана, а мать не может лететь с ней. Веселый щебет девчачьих бесед, где между чаем и печеньем обсуждаются вопросы замужества, образования, взрослой жизни и возможности уехать из страны учиться, разворачивается на фоне панорамы заводов, долгой дороги в столицу, желания героя взять на себя решение всех проблем. Перед нами история одной семьи, в зеркале которой отразились проблемы модернизации традиционного общества.

На фоне Досталя и Миркарими мог показаться "темной лошадкой" филиппинский режиссер Ралстон Джовер, который привез фильм "Пелена". Но это не так. За его плечами богатый опыт сценариста (в частности, он писал сценарий "Букмекера" для Джеффри Джетуриана, замеченного ФИПРЕССИ на ММКФ 2006 года). Его первый фильм "Дети - сборщики металлолома" (2009) был назван лучшим на фестивалях в Канаде, Италии, Испании, Франции. "Пелена" сделана в той же почти документальной стилистике, что и "Букмекер". Но при этом она весьма противоречива по жанру. "Пелена" соединяет традиции неореалистического кино (в духе "Похитителей велосипедов" Витторио де Сика) с триллером и шекспировскими страстями, документальную эстетику съемок большого города, острую социальную тему и поэтическую интонацию. На пресс-конференции режиссер говорил, что его вдохновила история о мальчике-мусульманине, который делает все, чтобы похоронить своего друга-сироту, сбитого на городской улочке лихачом. Единственными документами, которые Рашид может найти для похорон приятеля, оказываются бумага о крещении и свидетельство о смерти. Понятно, что сюжет о том, как маленький воришка исхитряется достойно похоронить друга, заставляет вспомнить итальянских неореалистов. Зато история девочки Джинки, отправившей на тот свет целое семейство, тянет на классический триллер.

Несмотря на такую взрывчатую смесь, режиссеру удалось все же объединить истории городских воришек в единое повествование. Не только благодаря интонации, но и благодаря тому, что одним из главных его героев становится столица Манила. Но не туристическая, а город трущоб, автострады, не затихающей ни днем ни ночью, детских банд и беспомощности социальных служб. Картины городских происшествий и уличной жизни сняты ручной камерой, имитируют документальную съемку. Просверки жизни мегаполиса, где беспризорные дети живут на узкой полоске между рекой и автострадой, превращают фильм не в историю о детях, а в портрет цивилизации, обнаружившей себя в тупике.