Поделиться
Сто лет спустя, в 1930-х годах, место упокоения Брянчаниновых было варварски разгромлено. Белый камень, под которым покоилась Софья Афанасьевна и трое ее детей, нашли только в начале 1990-х при реставрации Покровского храма.
Дня рождения Софьи Афанасьевны на камне нет, и теперь никто его не помнит. Отчего-то кажется: Соня родилась летом. Возможно, так думается мне от того, что усадьбу Покровское, где она провела молодость и зрелые годы своей жизни, я видел только летней, в шелесте высоких старых лип, с необозримым морем колокольчиков и мокрыми после грибного дождя тропинками парка.
В пользу моей версии о том, что Софья Брянчанинова родилась в один из летних дней - сохранившиеся свидетельства о том, что когда в октябре 1786 года умер ее 37-летний отец, подававший большие надежды поэт Афанасий Матвеевич Брянчанинов, то Соня была малюткой, двух-трех месяцев от роду.
И вот я в Покровском, иду по дорожкам того самого усадебного парка, который помнит и Софью Афанасьевну, и ее детей, появившихся здесь на свет "в дней Александровых прекрасное начало". Детей у Софьи и Семена Брянчаниновых родилось 16, выжили 9. Возможно, память об этой большой дворянской семье и стерлась бы, если бы не долго ожидаемый, вымоленный первенец Димитрий, вошедший в сонм русских святых как святитель Игнатий Брянчанинов.
Первые, кто с вниманием и сердечностью встречают каждого, кто приезжает летом в Покровское - это Татьяна Александровна Ватсон, внучка последнего владельца Покровского, и Марина Геннадьевна Давыдова, создатель музейной экспозиции в усадьбе, руководитель здешних экскурсионных маршрутов. Мы идем среди колокольчиков под сенью старинных лип, и я расспрашиваю Марину Геннадьевну о домашнем укладе Брянчаниновых.
- Нам трудно понять этот уклад, - рассказывает она, - потому что мы переносим свои представления на то время. Мы не можем себе представить, как это в одном доме могут одновременно жить пять, шесть, а то и десять детей, и вместе с ними не только родители, но и дедушки и бабушки, прадедушки и прабабушки. Именно так жили Брянчаниновы - в рождениях детей и их уходах из жизни, в болезнях и тяготах воспитания... И чтобы такая большая и сложно устроенная семья не развалилась, уклад ее не мог не быть строгим. У русских дворян была популярна английская система воспитания с ее суровым распорядком, закаливанием холодом и сдерживанием эмоциональных порывов. В доме Брянчаниновых не было прыганья, хохота, шумных игр. Конечно, дети в чем-то были ущемлены. Им хотелось бегать, прыгать. Но когда святитель Игнатий пишет "детство мое было преисполнено скорбей", он имел в виду не то, что он часто оставался полуголодным или чем-то обиженным, а то, что у родителей в таких условиях не было времени для тесного личностного общения с детьми. И тут надо вспомнить судьбу его отца, Александра Семеновича. Он был камер-пажом Павла Первого, воспитывался в Императорском Пажеском корпусе вместе с детьми императора. Но вот Павла не стало в 1801 году, а в 1803 году Александр Брянчанинов вынужденно уходит в отставку и едет сюда, в Покровское, спасать имение, которое могли продать с молотка за долги отца. Он заплатил долги, но потерял карьеру. В Вологде он встретил девушку Софью. Они оба были Брянчаниновы, из дальних ветвей одного рода.
Чтобы понять, каким был Александр Семенович, надо вспомнить старика Болконского из "Войны и мира". Один из исследователей считает, что прототипом Болконского Толстой взял именно Александра Семеновича. Причем старик Брянчанинов, возможно, успел прочитать "Войну и мир". И понятно, почему Александр Семенович, не реализовавший себя на государственной службе, очень хотел, чтобы его старший сын, наследник, наверстал упущенное отцом. И, наверное, не было бы в этом ничего трагичного, если бы Дмитрий не проявлял очевидных склонностей совсем к другому - к жизни внутренней, духовной. Не принято было тогда из дворян уходить в монахи.
По послушанию отцу 15-летний Дмитрий поехал в Петербург учиться в Военное инженерное училище, но монастырь звал его, и в 20 лет Дмитрий стал послушником. Александр Семенович долго не мог с этим смириться, и только благодаря Софье Афанасьевне связь сына с домом не была утрачена. Когда будущий святитель и его друг, не выдержав тягот монастырских послушаний, тяжело заболели, Софья Афанасьевна настояла, чтобы Дмитрия вместе с товарищем привезли для лечения в родительский дом в Покровском. Мать и сын постоянно переписывались, и святитель очень любил ласку этих писем, говорил потом сестре, что ее почерк напоминает маменькин. А в 1832 году иеромонах Игнатий приехал ее отпевать вот в этом Покровском храме. Было ему тогда 25 лет...
От Марины Геннадьевны я узнал, что в Вологде сохранилась библиотека Брянчаниновых, вывезенная из усадьбы в 1918 году. И вот я возвращаюсь в Вологду, чтобы увидеть книги, которые окружали святителя в его детстве. Трудно поверить, что издания, в большинстве своем отпечатанные еще в XVIII веке, могли пережить пожары, революции, войны.
Оказывается, книжное собрание знаменитого рода хранится в отделе редких книг Вологодской областной научной библиотеки. Отдел располагается под самой крышей библиотечного здания. Здесь, в уютной тесноте стеллажей со старинными фолиантами, меня встретила Наталья Николаевна Фарутина, заведующая отделом библиографии и краеведения.
И тут я узнаю о самом, пожалуй, главном: вместе с библиотекой Брянчаниновых сохранился домашний альбом, принадлежавший Софье Афанасьевне Брянчаниновой, матери святителя Игнатия!
Для специалистов этот факт - не новость, с альбомом работал уже не один исследователь, но как передать чувства "неофита"? Утром ты стоял в Покровском храме перед иконой святителя Игнатия, а вечером сидишь в библиотечной тиши перед альбомом его матушки. Сердце замирает.
На кожаном корешке вытеснено золотом "Собрание сочинений стихами и прозою А. Б.".
Оказывается, 16-летней Соне Брянчаниновой альбом достался по наследству от отца, которого она совсем не знала, ведь он умер в год ее появления на свет. Получается, что первые записи появились в альбоме 230 лет назад!
Афанасий Матвеевич Брянчанинов пробовал себя в разных поэтических жанрах (интересно, что и дед святителя Игнатия по отцовской линии был литератором). В альбом он успел записать свою поэму с забавным названием "Вражда между Чаем, Кофием и Водою", два стихотворения и первое явление комической пьесы.
Дарование Афанасия Матвеевича успели оценить лишь родные и друзья, они берегли его рукописи. Передавая весной 1802 года альбом Соне, ее мать Дарья Петровна, судя по всему, надеялась, что дочь воспримет фамильную литературную традицию.
Вместе с альбомом Соня приняла во владение и часть домашней библиотеки. Изучению книжного собрания девушка посвятила, очевидно, не один месяц.
Свои труды она увенчала каталогом, которому отдала последние страницы альбома. В списке 57 названий в 144 томах. Русских книг всего пять.
Если вспомнить, что в 1802 году Соне исполнилось всего 16 лет (кстати, в альбоме ее отец успел заполнить лишь 16 листов из 168), то нельзя не поразиться терпению и основательности девушки.
Чем же наполнила альбом Соня? Да тем же, чем заполняли свои девичьи альбомы ее ровесницы: мадригалы первых поклонников, выписки из сентиментальных романов, цитаты из европейских просветителей, любимые стихи, вложенные между страниц цветы...
Многие записи - на французском языке. Вот и первый Сонин автограф, оставленный на форзаце 2 мaя 1802, выглядит так: Sophie de Briantchaninoff.
Последняя запись в альбоме сделана 26 мая 1808 года, когда будущему святителю был год и три месяца.
Семь листов альбома занимают Сонины переводы. "Читавши Стерна, - пишет Софья, - мне так понравились два письма Елизы к Иорику, что я не могла отказать себе удовольствия их перевести..." Вот строка из того перевода: "Как страшна скорость времени для нас..."
Кто-то оставил в альбоме несколько любительских стихотворных строчек, которые не стоили бы внимания, если бы не прозаическая приписка, полная какого-то особенно бережного чувства.
"Соня, молодость твоя страшна еще для дружбы, но разум твой со мною спорит, тебе 15 лет, и я надеюсь, что время оспорит меня совершенно... Софинька, не обмани мою надежду, на ней основано мое к тебе дружество..."
Дневниковые записи юной Софьи редки и немногословны. В них чувствуется натура глубокая, молчаливая, задумчивая.
"17 августа 1802 года (Москва). Этот день я никогда не забуду. - Сердце мое необходимым образом грустило и чувствовало пустоту. - Слезы не хотели прийти на помощь стесненной душе моей..."
Как жаль, что переписка Софьи Брянчаниновой и те дневники, которые она, очевидно, вела и позднее, пропали в годы революции.
Говорят, что в запертом кабинете опустевшей усадьбы бумаги Брянчаниновых долго оставались и после того, как была вывезена библиотека. Что с ними стало? Где они?
Но вернемся к Сониному дневнику.
"20 октября 1802 года. Мы приезжаем в нашу усадьбу. Я была очарована, увидев это уединенное место, в котором я найду, может быть, отдых моей душе..."
Через много лет святитель Игнатий во многих своих письмах почти дословно повторял эту фразу про уединенное место, которое он мечтал бы найти.
Кто-то может сказать, что Сонин альбом вполне зауряден для своей эпохи, и ничего в нем не указывает на то, что эта девушка даст в будущем жизнь великому подвижнику.
Что ж, никаких явных предвестий того, что старший сын Софьи Брянчаниновой станет одним из самых почитаемых русских святых, а три других сына оставят земную жизнь монахами, - таких предвестий в старинном альбоме и правда не найти. Но и в этом, как и во всякой Божьей тайне, есть своя радость.
И остается лишь вздохнуть вслед за мудрым псалмопевцем Давидом: "Дивен Бог во святых своих!"
Благодарю за помощь в подготовке этого очерка Татьяну Александровну Ватсон, Наталию Николаевну Фарутину, Марину Геннадьевну Давыдову и Наталию Сергеевну Серову.
Из альбома Софьи Брянчаниновой
Два сердца за одно иметь;
Свое тем бытие удвоить;
Друг друга молча разуметь,
И милой мысль себе присвоить;
Сноснее находить беды;
Счастливей быть
в приятной доле:
Сих благ я все вкушал плоды,
Но нет со мной -
нет милой боле!
Любил я те луга, кусты,
Где милая со мной гуляла;
Для нас природа красоты
И в дни ненастны не теряла.
Уж луг цветами не блестит,
Что устилали путь пред нею:
Постыл тому природы вид,
Кто с милой разлучен своею!
Раз в жизни сладость нам дана
Все блага зреть в одном
предмете;
В году одна живет весна,
Одна и милая на свете...
Юрий Нелединский-Мелецкий
1808
Из "Каталога книг, которые находятся в библиотеке Софьи Брянчаниновой", 1802.
История России (5 томов).
Краткая история Англии (3 тома).
Сочинения Жан-Пьера Клари де Флориана (9 томов).
Сочинения Лоренса Стерна (6 томов).
Роман "Принцесса Клевская" Мари Мадлен де Лафайет.
"Письма об Италии в 1785 году" Шарля Маргерита Дюпати.
"Приключения Родрика Рэндома" Тобайаса Джорджа Смоллетта.
"Похождения Жиль Бласа из Сантильяны" Алена Рене Лесажа.
Природа и искусство (2 тома).
"Юлия, или Подземелье Мадзини" Анны Радклиф.
"Эмилия де Вармон" Жана Батиста Луве де Кувре (3 тома).
"Путешествие вокруг моей комнаты" Ксавье де Местра.
"Евелина, или Вступление в свет молодой девицы" Берни Фрэнсиса.
История галантности у разных народов (2 тома).
Обозрение правительства и законов США.
"Теперь это дело уже в шляпе..."
Сохранилось всего лишь одно письмо Дмитрия Брянчанинова матери. Оно написано, очевидно, весной 1830 года, вскоре после отъезда из родного дома. Автору письма 23 года.
Любезнейшая маминька!
Письмо Ваше, посланное Вами с соловецким иеромонахом Моисеем, получил я от него перед самою Алексеевскою ярмонкою, которая кончилась два дни тому назад. Не грустите, что я от Вас уехал... Если б жил я где близко Вологды, то не было б мне покоя, пока не побывал бы в Новоезерском монастыре у отца Феофана, - теперь же это дело уже в шляпе. Придется ли здесь мне жить, не знаю: место низкое, сырое, окруженное водою, - сказывают, что летом, когда подует ветер с Белого озера, то все ходят в шубах, иногда и в Петровки; весною, пока лед не растает, - воздух очень острый, а осенью холодный от воды. Также и вода здешняя не по моему желудку.
Многие здешние рассказывают про Семигороднюю пустыню, что жить в оной ничем не хуже здешнего, а местоположение гораздо лучше, ибо лежит на лощине, окруженной лесом; в самом монастыре находится ключ; от Вологды только в 70 верстах; заутрени начинаются с четырех часов, а здесь с двух; вообще вся служба несколько здешнего покороче. Все сие при моих обстоятельствах и здоровье весьма не худо; думаю, и Вы с этим согласитесь.
Об Новоезерском много чрезвычайного слышал; мало из слышанного увидел; порядок в Белых берегах гораздо строже и лучше, всенощные ровнехонько вдвое дольше, каша лучше здешней, рыбы здесь гораздо изобильнее. Братия очень свободны в обращении... говорят про меня: "Это пустынный"... До сих пор еще не дали нам своей постоянной келлии, а живем в чужих... Слава Богу, что брат Петр здоров и надеется вскоре возвратиться в Россию. Наконец, прося молитв и родительского благословения как у Вас, так и у Почтеннейшего Папиньки и желая вам всем истинных благ, честь имею пребыть, почтеннейшие Родители, вашим покорнейшим сыном.
Димитрий Брянчанинов.
P. S. Любезным братьям и сестрам кланяюсь. Хорошо, если бы Вы изволили прислать за мною бричечку. Самсон с особенным усердием мне прислуживает.