Двести лет назад подарком в дворянских семьях тоже была какая-то важная для ребенка вещь. Но этим праздник не исчерпывался. Достигая очередной ступени взросления, сын или дочь получали от отца письмо-благословение. В нем могли быть и советы, и напутствия, но главным был тон, интонация доверительного разговора, без которого невозможна духовная близость.
Вы спросите: отчего же отцу не высказать сыну все устно? Конечно, так и было, но письмо давало возможность преодолеть пропасть во времени. Отец обращался не только к тому ребенку, который был перед глазами, но и к тому, каким он будет в далеком будущем.
Вот и Николай Михайлович Карамзин писал своему десятилетнему сыну Андрею письмо на вырост. Поэтому там говорится об очень серьезных вещах: о совести, о призвании, о любви... Карамзин верил, что будет минута, когда взрослый сын перечитает письмо, и то, что казалось мальчику в детстве не совсем понятным, достигнет его сердца, как свет дальней звезды.
...Счастливое детство Андрея Карамзина оборвалось в мае 1826 года, когда умер отец. Андрею было двенадцать лет. Судьба его выглядит изломанной линией. Рано оставшись без отца , он долго не мог найти своего настоящего призвания. Учился в Дерптском университете, служил в кавалерии, искал счастья за границей, влюблялся, воевал с горцами на Кавказе, состоял адъютантом шефа жандармов, дружил с Лермонтовым и Тютчевым, рисовал и музицировал.
Постоянен он был только в своей доброте. Всегда и везде он оставался благородным человеком, достойным сыном своего отца. В августе 1845 года ему пришлось сказать небольшую речь в Симбирске по случаю открытия памятника Н.М. Карамзину.
"Милостивые государи, - сказал Андрей, - какими словами мне, сыну Карамзина, выразить все, чем исполнена душа моя? Гений и талант не наследственные, но наследственно с малолетства питаемое чувство любви к родине, пламенное, святое, - преданность престолу и государю. Мое русское сердце трепещет радостью, видя, как милое мое отечество ценит великие труды, понесенные бессмертным покойником в пользу русского дела и русского слова..."
Женившись на вдове Павла Николаевича Демидова, блистательной красавице и умной женщине, Андрей Карамзин в 1849 году стал управляющим Тагильскими заводами. На Урале он открывал приюты, училища, библиотеки, сократил своим служащим рабочий день до восьми часов. Карамзин-сын оставил по себе такую добрую память, что в Нижнем Тагиле Андрею Николаевичу поставили памятник, а средства на него собирали всем городом. (Памятник был разобран после революции, его обломки свезли в местный музей.)
В 1853 году 39-летний Андрей Карамзин ушел добровольцем на Крымскую войну. Ничего не обязывало совершить такой шаг богатого, занятого и уже немолодого человека. Ничего не обязывало, кроме совести.
Среди провожавших Андрея на войну был Федор Иванович Тютчев, вспоминавший потом: "Я вижу, словно это было вчера, как он в военной шинели расстается с нами на вокзале, и я говорю ему на прощание - воротитесь..."
16 мая 1854 года отряд Александрийских гусар под командованием полковника Андрея Карамзина отправился в разведывательный рейд. Последнее, что успел сказать Андрей своему другу, перед тем как его отряд выступил в поход: "Сегодня мне приснился отец". Андрей счел это хорошим знаком. Он не понял, что Николай Михайлович хотел удержать его от дерзкой вылазки.
В письме Николая Михайловича Карамзина десятилетнему сыну есть такие строки: "В тебе уже есть порок, излишняя горячность, в которой ты можешь сделать и наговорить много.., удерживайся, преодолевай эту горячность..."
Горячность, нерасчетливость и абсолютное бесстрашие, свойственные полковнику Карамзину, привели его отряд к открытому столкновению с превосходящими силами турецкой конницы. Это случилось 31 мая. Гусары оказались в окружении и почти все погибли. Карамзина турки пленили, раздели, сорвали с груди крест и медальон, но безоружный Андрей сумел выхватить саблю у одного из башибузуков и снова вступил в бой. Турки, рассвирепев, закололи его пиками и саблями, нанеся восемнадцать смертельных ран.
"Милый Андрей! Ты знаешь, что я люблю тебя..."
Обнимаю, целую и поздравляю тебя десятилетним отроком. Живи и расти телом и душою: телом в силе и бодрости, душою в добронравии, в уме и в полезных знаниях...
Любезный Андрей! Ты, верно, не хочешь, чтобы отец твой на старости лет своих был от тебя несчастлив, а он умрет с горести, если ты не будешь добрым его сыном.
Вот чего требую для моего и твоего благополучия:
Каждый день начинай молитвою к Богу о твоих родителях, сестрах, братьях и себе самом, прося, чтобы Он даровал тебе силу исполнять твои должности, то есть быть послушным сыном, ласковым братом, прилежным учеником.
Желай доброго утра отцу, матери, сестрам и братьям с любовью, не холодно, без всяких мыслей, но чувствуй, что ты их любишь и действительно желаешь им добра.
Садись учиться с твердым намерением быть внимательным и старательным, чтобы не тратить времени, но пользоваться всякою минутою... Всегда, кончив урок, спрашивай у себя, что ты узнал нового или чему научился? Если ты ничего не узнал, ничему не научился в этот урок, то он потерян: ты не исполнил своей должности и огорчил родителей. Выходя из учебной комнаты, находишь новые должности для исполнения: ты обязан вести себя хорошо, не только против родителей, сестер и братьев, но и против всех домашних: быть не грубым, а приветливым и кротким; никого не оскорблять, но всем оказывать доброе расположение. В тебе уже есть порок, излишняя горячность, в которой ты можешь сделать и наговорить много непристойного: удерживайся, преодолевай эту горячность и молчи, когда тебе хотелось бы браниться. Увидишь, что это возможно и даже нетрудно!
Начав и кончи день сердечною молитвою: благодари Бога, если ты хорошо провел день; кайся, если худо учился или кого оскорбил... Каждую ночь закрывай глаза и каждое утро открывай их с искренним желанием, чтобы отец, мать и совесть могли быть довольны тобою.
Милый Андрей! Ты знаешь, что я люблю тебя: старайся же, чтобы эта любовь была для меня счастьем, а не страданием.
Октябрь 1824 года
3 ноября 1819 года
Часто любуюсь своими малютками. Если Андрей и Александр будут живы, то не сделают стыда моей тени и в Полях Елисейских. Первой спросил у меня: "Где Бог? На небе?" Он везде, отвечал я: и на небе, и на земле. Стало, Бог очень широк, сказал мой пятилетний Философ.
4 ноября 1820 года
Большому (Андрею. - прим. "РГ.) минуло шесть лет: он уже рассуждает о Троице и душе, показывая ум действительно необыкновенный в такие лета. Мне иногда грустно думать, что я и слишком стар, и недовольно богат для воспитания малюток. Государь обещал мне взять в них участие, когда меня не будет; но лучше надеяться на Бога: молю Бога единственно о том, чтобы Он дал им любовь к добру.
2 августа 1821 года
Привел меня Бог истинно любить Венценосца как человека, без всех иных отношений. Даже и дети наши, особенно Андрей любит его с нежностью и, прощаясь, говорит: adieu, cher Empereur! За это прощание Он нынешний день привез ему барабан из Павловского: первый дар Царский, который должен быть сохранен до возраста Андреева!
27 февраля 1822 года
Стыдно не оставить библиотеки в наследство сыновьям...
1825 год
Андрей удивляет нас своим понятием: география Света у него на ладони, арифметика и грамматика в голове, история в памяти и уме. Улыбнитесь на счет родительского энтузиазма: мне кажется, что я никогда еще не видывал таких учеников не только десятилетних, но и пятнадцатилетних!