В Санкт-Петербурге открылась выставка "самых провальных" шедевров

В Музее театрального и музыкального искусства Санкт-Петербурга открылась выставка "Полный провал". Она рассказывает о спектаклях, первые премьеры которых были весьма неудачны, что не помешало впоследствии стать этим произведениям мировой классикой.

Всем известно, что "Чайка" в Александринском театре провалилась. Чехов, подавленный, стремглав умчался не только из театра, но из Петербурга. Он даже забыл свою шляпу в ложе... Но мало кто знает, что про "Лебединое озеро", впервые поставленное Вацлавом Рейзингером, критики писали: "Это едва ли не самый казенный, скучный и бедный балет, что давали в России", "вместо танцев - какие-то гимнастические упражнения". А ведь Чайковский столько ждал от этой премьеры! Это был его первый балет.

Либретто "Лебединого..." - чего никогда раньше не бывало - было в 1877 году даже опубликовано в печати. Тем сокрушительнее был провал. И до триумфа этого своего произведения Чайковский так и не дожил.

Как и Бизе, ушедший из жизни в 36 лет, так и не пожал лавры с оглушительной славы своей "Кармен". Первая постановка вызвала лишь негодование публики: что за опера - про табачниц да проституток! Похоже, ее восприняли именно так, как полтора века спустя рафинированная публика смотрит пьесы "новой драмы": к чему нам эта "чернуха" на сцене?

Всего на выставке представлено 14 спектаклей, которые после первого провала стали настоящими хитами. Устроители смогли не только рассказать "истории неудач", но и объяснить их причины. А также наглядно продемонстрировать, как после свершалось триумфальное шествие того или иного спектакля, какие необычные интерпретации получала опера, балет или пьеса на мировых подмостках.

Николай Рерих вспоминает,  как он потирал руки: "Вот это  настоящая победа! Пускай  себе свистят и беснуются!"

Вот, например, балет "Болт". Сочиненный балетмейстером Федором Лопуховым на музыку Шостаковича еще в 1923 году, он значительно обогнал свое время. Движения, имитирующие движения машин и пластику работающего пролетариата, создавали абсолютно новый хореографический язык. Потом его развил уехавший в США Джорж Баланчин. А в России этот язык остался "невыученным" еще много-много лет. Постановка же "Болта" не пережила даже генеральную репетицию. В 1931 году, когда балет все же решили поставить на сцене, бдительный худсовет усмотрел в новаторском спектакле "смакование пьяного и разнузданного разгула, издевательство над пролетариатом и красноармейцами". Гайки в это время уже начали закручивать.

По той же причине - обогнала свое время, не совпала с ним - провалилась "Весна священная" Стравинского. Кстати, на выставке представлены костюмы одной из первых постановок этого новаторского балета. И уникальные афиши, разгромные статьи из театральных газет и журналов. Похоже, только великий импресарио Дягилев был доволен такой реакцией на премьеру. Николай Рерих вспоминает, как он потирал руки: "Вот это настоящая победа! Пускай себе свистят и беснуются! Внутренне они уже чувствуют ценность, и свистит только условная маска. Увидите следствия".И ведь был прав!

Редкостные экспонаты, вроде уникальных рисунков Федора Лопухова, зарисовывающего движения исполнителей, наверное, не привлекли бы к себе столько внимания, когда бы в экспозиции не было столько любопытнейших подробностей громких провалов.

Например, на премьере "Севильского цирюльника" Россини оперу ошикали поклонники Паизиелло - этот композитор уже написал свою оперу на сюжет Бомарше, и она с успехом шла в театрах Италии. Россини убежал от позора и заперся в гостинице. Но на второй премьере в неописуемый восторг пришли уже его поклонники. Не сумев добиться вызова автора на сцену, они отправились за ним в отель, а когда перепуганный Россини не вышел к беснующейся толпе, побили ему окна.

К слову сказать, публика действительно могла погубить любой шедевр. История премьеры "Мадам Баттерфляй" убедительное тому подтверждение. Клакеры, раздосадованные тем, что композитор отказался им платить, устроили спектаклю настоящую обструкцию: в сцене восхода солнца, где музыка имитирует пение птиц, они мяукали, кудахтали, хрюкали...

- Провал - самое страшное слово для любого творца, - говорит ее куратор Павел Путин. - Не случайно это понятие, изначально обозначающее люк под сценой, вошло из театрального сленга в общеупотребительный язык...

И тем не менее эта выставка получилась на редкость веселой и оптимистичной. Ведь любой провал чреват крутым взлетом.