Роман Толстого универсален еще и тем, что легко поддается трансформациям: это и любовная мелодрама, и портрет русского общества с его природной нетерпимостью, и драма обманутого мужа - в зависимости от ресурсов выбранного жанра. И при этом всегда будет угадываться глубина. Но какая глубина в мюзикле, где прежде всего звезды, костюмы, музыка, зрелище! Мюзикл может быть дидактичным, но не философским. Его фабула остра, как шампур, на который нанизаны музыкальные номера.
Оказалось, для этого роман тоже пригоден. Автор либретто Юлий Ким написал собственную "Анну" - в стихах. Это единственный способ уйти от буквы романа, сохранив его дух и даже полифонию: есть мотивы Левина, Кити, Стивы, есть толстовское почвенничество, есть холод петербургского "света" и пламень мятущейся души, а доминирует тема задавленной обществом, обреченной страсти. Суверенного права любить не по правилам. Тема начинается с первых моментов - со сцены на вокзале, похожем на ад шестеренок, лязга, где подобно дьяволу мечется Распорядитель, напоминая о едином ранжире - правилах движения по жизни. О молохе, способном перемолоть все живое.
И с этих первых моментов стало ясно, что подобного мы еще не видели "на театре". Огромная сцена - как живопись. Она трансформируется мгновенно, как в кино. Она красива, она полна реалистических картин: если поезд - то настоящий, весь из XIX века, с роскошью литерных вагонов, трогается с места и уносится вдаль, в Питер, где уже другой вокзал, набережные Мойки и хрустальные люстры дворцов. А вот хлопья снега падают на лед катка, и бесшумно скользят конькобежцы - перед нами "Россия, которую мы потеряли" с хрустом морозных сугробов, золотом пшеничных полей и удалыми пейзанами на пленэре, лихо выводящими свое "Коси, коса!..". Строгая графика петербургских мостов - и кустодиевские краски сельских сцен (художник Вячеслав Окунев - едва ли не главный герой этого шоу). И свет (Глеб Фильштинский), мгновенно транспонирующий мотивы вселенского бала в образ общества, разграфленного решетками и отрегулированного до полного расчеловечивания, - общества-тюрьмы. Эта тотальная красота - как знак неизбежной гибели; трехглазое чудище - паровоз - уже надвигается на зал, как когда-то всех напугавший Люмьеров поезд. Гибелью начинается и завершается это на вид праздничное, а по сути зловещее шоу.
О мультимедийных технологиях спектакля и думать не хочется - они невидимы, но нельзя не оценить их совершенства. Они эффектны, но ни разу не придуманы для вящего эффекта - каждая живописная картина несет свои образы и смыслы. Эта высота задана опять же с самого старта, когда черный силуэт судьбы-паровоза вдруг прорастает лесом рук танцовщиков: мертвый механизм слеплен из живых тел и еще не раз сыграет в спектакле роль лейтмотива - гоголевского "наводящего ужас движенья". Поезда будут мчаться по мостам и долам, рассекая Русь как легкоранимую плоть. А можно прочитать образ иначе - их бег горделив, и они отлично вписываются в сельскую буколику с беременными бабами и розовощекими косарями. Но это гармония, каждый миг готовая разлететься вдребезги.
При чем здесь Толстой? Он сжат до размеров дайджеста, сюжет стал пунктиром, и у зрителя нет времени вслушаться и вчувствоваться. И я думаю, единственный драматургический просчет связан с началом: за две минуты промелькнет сцена, где Кити отказала Левину, и сразу, не дав нам опомниться, Левин выйдет в своем отчаянии на такое истерическое фортиссимо, что развивать напряжение уже, кажется, некуда. И все же Толстой незримо присутствует в спектакле - самом драматичном из всех мюзиклов, когда-либо рождавшихся на музыкальных сценах. Такой он создал сюжет и таких героев, которые соразмерны любому человеку, обществу и стране. Читают ли его, играют, танцуют или поют - он остается волнующим и близким. И к нему здесь отнеслись очень серьезно.
В роли Карениной я видел Ольгу Беляеву, Вронским был Сергей Ли, Карениным - Александр Маракулин. Все они опытные актеры мюзикла, отлично чувствуют жанр и уверенно владеют вокалом. Увы, их таланты не всегда поддержаны музыкой Романа Игнатьева, где есть несколько ярких номеров (сцена с косарями и "народной песней", роскошный эпизод в театре, где высший свет слушает Аделину Патти - Оксану Лесничую), но в целом она носит усредненно "мюзикловый" характер со всеми штампами жанра и без попыток вырваться за их пределы. И в этом смысле стиль музыки к "Карениной" мало отличается от предыдущих работ этого автора - мюзиклов "Монте-Кристо" и "Граф Орлов".
Говорить о "бродвейском уровне" спектакля - значит его принизить: по силе визуальных впечатлений новая постановка режиссера Алины Чевик, дирижера Константина Хватынца, продюсеров Владимира Тартаковского и Алексея Болонина мало имеет аналогов на мировой сцене. Теперь нашему Уэст-энду осталось найти своего Уэббера...