Возможность применения принудительного лицензирования в законодательстве России предусмотрена, но прецедента его применения еще не было. Из развитых стран эту меру применяла Канада, правда, в интересах бедной африканской страны. В России же предлагают применить эту меру в собственных интересах, претендуя одновременно на статус развитой страны.
Принудительное лицензирование применяли также Индия, Бразилия и ряд других стран - в условиях экстремальных ситуаций отменяя установленные в мире правила охраны интеллектуальной собственности. По сути, эти меры можно сравнить с обыкновенным воровством чужой собственности. Другое дело, что эти правила несовершенны, а постоянно растущие сроки патентной защиты увеличивают и неравенство стран в доступности инновационных лекарств. Подобные проблемы все равно необходимо решать в правовом поле, не применяя инструмент, который означает отказ от признания интеллектуальных прав и пренебрежение международным законодательством просто из соображений выгоды и удобства.
Сторонники этой меры утверждают, что она будет касаться лишь некоторых жизненно важных препаратов. Принципиально нынешнюю ситуацию с лекарственным обеспечением населения принудительное лицензирование не изменит, поскольку эта ситуация не является чем-то новым и возникла не в течение последнего месяца или года. Отсутствие многих необходимых людям лекарств из-за нехватки финансирования наблюдается у нас долгие годы, еще с советского времени. Причем в некоторых отраслях здравоохранения не хватает очень многих препаратов. Так, большинство онкобольных у нас не получает адекватной химиотерапии именно потому, что на это в медицинских учреждениях нет денег. Эту катастрофическую ситуацию можно решать разными способами. Можно увеличить финансирование, сократить неэффективные траты, а можно заявить, что главная проблема - в патентовании. И хотя там проблема есть, выставлять ее в качестве основной в обеспечении населения лекарствами, по крайней мере, недобросовестно.
Другая предлагаемая попытка улучшить лекарственное обеспечение - снизить цены на дорогостоящие препараты в результате переговоров с компаниями-производителями. Думаю, что и эта попытка в отрыве от других необходимых мер вряд ли существенно изменит ситуацию в целом. Можно, разумеется, опустить цену на ряд препаратов на 10-15 процентов, но не настолько, чтобы она в совокупности снизила расходы в соответствии с нашим уровнем финансирования. Чтобы обеспечить всех нуждающихся необходимыми лекарствами, в первую очередь необходимо существенно увеличить финансирование и только потом использовать такие дополнительные меры, как снижение цен путем переговоров.
Звучат также предложения жестко контролировать эффективность расходования средств в здравоохранении - тогда, мол, найдутся средства, которые можно было бы использовать на восполнение дефицита в лекарственном обеспечении. Нерациональное расходование в системе - это давно известный факт, но только совершенствованием структуры расходов добиться радикального результата невозможно, как и идеального расходования средств. Конечно, надо к этому стремиться, а наша система стремится к этому плохо. Именно поэтому предпринятые до сих пор усилия по увеличению финансирования были дефектными и не совершенствовали систему здравоохранения. Все проекты модернизации системы последних лет почти полностью уходили в закупку "томографов", то есть разной дорогостоящей техники, которая по большому счету ситуацию в здравоохранении никак не меняла. Теперь предлагается в качестве существенного улучшения наладить вертолетное медицинское обслуживание. Но объемы такой транспортировки в нашей стране совершенно незначительны, а трата денег на эти цели приведет лишь к тому, что деньги на здравоохранение опять будут перераспределены в пользу дорогой техники и транспортировки, а качество медицинской помощи в обычных больницах и поликлиниках никак и не улучшится.
Тем не менее, опыт Индии, Бразилии и других стран в лекарственном обеспечении стоит изучать. Те решения, которые там принимают, поучительны для нас, включая и решение о принудительном лицензировании. В Индии, где его применяют наиболее последовательно, для этого существует развитая юридическая процедура, которой у нас практически нет, как нет и подобного опыта. Кроме того, Индия является мощным фармпроизводителем, каким Россия пока не является: у них покупает субстанции и готовые лекарства практически весь мир. И когда в этой стране принимают решение о принудительном лицензировании, то знают, что у них есть заводы, готовые хоть завтра начать выпускать эти лекарства. У нас таких заводов, мягко выражаясь, немного.
Кроме того, везде, где эта мера практиковалась, не претендовали на то, чтобы решить проблему лекарственного обеспечения всего населения. Она касалась отдельных лекарств и отдельных болезней - эти конкретные проблемы если и не решались полностью, то успешно смягчались.
У нас таких экстренных ситуаций нет, но есть масса проблем, которые болят примерно одинаково, выделить и решить какую-то одну вряд ли получится. Наши проблемы лекарственного обеспечения должны решаться последовательным увеличением финансирования и постоянной борьбой за снижение цен, в том числе и налаживанием патриотической работы отечественных производителей. Сегодня весь их патриотизм в импортозамещении заключается в том, что они получают деньги, которые раньше получали зарубежные производители. Новые препараты регистрируются почти по той же цене, по которой их продают иностранные компании, а иногда закупаются и по более высокой. Больные и система здравоохранения в целом от этого ничего не выигрывают, если даже не проигрывают в качестве лекарств. Все усилия по импортозамещению были бы логичны, если бы лекарства становились более дешевыми и доступными. Но этого практически не происходит.