Павел Лунгин рассказал о своей "Даме пик"
Сюжет таков: в Россию после 20-летнего отсутствия возвращается оперная звезда Софья Майерс, которая заключила контракт на постановку в России оперы Чайковского "Пиковая дама". Сама Майерс некогда пела партию Лизы, но теперь в силу возраста отводит себе роль графини. Роль Германа жаждет получить молодой тенор Андрей. Певец буквально грезит этой ролью, полностью отождествляя себя с персонажем Пушкина и Чайковского. Поэтому когда выпадает момент соблазнить Майерс, а затем предаться азарту в подпольном московском казино, где счет ставкам идет на сотни тысяч долларов, юноша не теряется. Кульминацией картины становится эффектная постановка "Пиковой дамы", в которой реальность и события оперы сплетаются в неразделимое целое. В главных ролях - Ксения Раппопорт и Иван Янковский. Перед премьерой Павел Лугнгин ответил на вопросы "Российской газеты".
Вашу "Даму пик" ведь можно назвать долгостроем - в начале 2010-х вы собирались снимать ее на английском с Умой Турман в главной роли. Почему не сложилось?
Павел Лунгин: Это была такая безумная идея, которая в какой-то момент казалась реализуемой. Сам теперь даже не знаю, почему мне так казалось. Потому что выяснилось, что если у тебя нет американского продюсера, если ты так или иначе не включен в систему, то в последнюю минуту все сорвется. Хотя есть и подписанные бумаги, и письма - тем не менее, это никому не нужно. После этого я понял, что надо возвращаться и делать кино в России. И потом я почему-то не подумал, что делать "Даму пик" на английском - ошибка изначальная. Там ведь поют оперу Чайковского. Ну и как бы выглядела Ума Турман, поющая на русском? И как бы англоязычный зритель без дополнительных пояснений понял, о чем она поет? У нас же опера играет важную роль, она двигает сюжет. Короче, лучше для всех, что в итоге кино состоялось в России и на русском.
Но ходили ведь и разговоры, что продюсеры не решились вкладывать деньги в проект, очень похожий на "Черного лебедя" Дарена Аронофски, который тогда только-только отгремел сначала на Венецианском кинофестивале, а затем и на "оскаровской" церемонии. Насколько эти слухи имеют отношение к действительности?
Павел Лунгин: Если бы такая ситуация действительно вдруг возникла, то по логике продюсеров в "Даму пик" следовало бы вложиться - ведь "Черный лебедь" принес его создателям деньги. Продюсеры всегда ставят на проверенные схемы, которые уже принесли прибыль. Что касается сходства "Дамы пик" и "Черного лебедя", то я его не вижу. Фильм Аронофски был о пробуждении сексуальности. Это кино про девочку с дурными снами и подавляющей ее матерью-лесбиянкой. Там эстетика состоит из сломанных ногтей, лопнувшей кожи, пробивающихся сквозь эту кожу волосков. А у нас картина совсем о другом. Мне при этом "Черный лебедь" нравится, я даже прочитал его сценарий после того, как картина вышла. Хороший фильм, но не могу сказать, что он как-то на меня влиял, когда я делал свою картину.
То есть те моменты в фильме, которые некоторые зрители в вашем фильме могут принять за параллели к "Черному лебедю" - это случайные совпадения?
Павел Лунгин: А какие у меня параллели?
Одержимость героя своим персонажем, ведущая к исступленному желанию слиться с ним и, в конечном счете, безумию. Кровь на сцене, опять же.
Павел Лунгин: Ну искусство - оно ведь часто про одержимость. Вот даже фильм с таким названием про барабанщика недавно был (речь идет о фильме Дэмьена Шазелла Whiplash, который в российском прокате получил название "Одержимость" - "РГ"). На самом деле, мне кажется, что "Дама пик" и "Черный лебедь" - настолько разные картины на чувственном уровне, настолько эстетически они друг от друга отличаются... Знаете, я лучше так скажу: если бы "Дама пик" действительно была похожа на фильм Аронофски, я бы, честно сказать, был доволен. Мне нравится тот уровень безумия, который там есть.
"Даму пик" можно трактовать как универсальную метафору любой творческой карьеры, при построении которой дымят костры амбиций. Человек - будь то актер, режиссер или оперный певец - готов положить на алтарь славы все, что у него есть. Но быть ли ему звездой решает не столько сумма усилий, сколько слепой случай. Вы сами придерживаетесь такой же точки зрения на роль непредсказуемой судьбы в жизни?
Павел Лунгин: Мне кажется, что слава и успех - это совпадение случайностей и твоей готовности к ним. Есть такая старая дзен-буддистская поговорка - когда ученик готов, учитель появляется. Правда это или нет, я не знаю. Но сам я - "жертва" такой случайности. Свой первый фильм "Такси-блюз" сделал поздно, в 40 лет, благодаря более-менее случайному стечению обстоятельств. (Задумывается) Непонятно, что движет этим. Но уж точно не заслуженная работа, справедливое воздаяние и дисциплина с самоограничением. Тут я на стороне иррационального. Вообще, сторонником рационального быть нелегко - это еще один из бывших президентов Франции Миттеран понял. Он был человеком образованным, привыкшим полагаться на доводы разума. Но даже он, когда понял весь абсурд происходящего, начал принимать решения, основываясь на предсказаниях астрологов.
Еще одна важная тема картины - страсть к риску. И здесь тоже, кажется, что вы снимали, как герои азартно делают ставки явно со знанием дела.
Павел Лунгин: Азартные игры меня не волнуют. Может быть, у меня просто слабые нервы, не знаю. В рулетку я играл, но без фанатизма - бесславно проигрывал и забывал. Но, наверное, меня можно назвать рисковым человеком. Просто весь мой риск заключается в том, сделать фильм, или не сделать. То есть речь, конечно, не о разрушении империи и даже не об ограблении банка. Это скорее такие игры художника-интеллектуала, когда на кону репутация. Но я не боюсь пускаться в художественные авантюры. То, что я стал делать "Даму пик" - чистая авантюра. Что из этого всего получится? Кому нужна эта конструкция с театром в театре и актерами в актерах? Вообще, если вы обратили внимание, у меня все фильмы разные. Если бы я не были рисковым человеком, я бы, наверное, всю жизнь снимал что-нибудь в стиле "Такси-блюза" и горя бы не знал. Но не интересно! Хочется чего-нибудь нового. В этом смысле я сам себя ощущаю шариком, который катится по отделениям рулетки. Успех и неуспех фильма тоже ведь нельзя математически просчитать. Есть фильмы, которые попадают во время, есть те, которые его опережают или отстают. Я сейчас нахожусь в таком состоянии игры, когда думаю, попал я или не попал.
У вас в картине есть эпизод, когда героиня Ксении Раппопорт, ставящая "Пиковую даму", говорит актеру, который собирается петь партию Германа - мол, это произведение про молодость, по деньги, про секс...
Павел Лунгин: ...Это на самом деле не Раппопорт говорит - это я так говорю.
Это как раз очень заметно, потому что опера, основанная на классическом литературном произведении, у вас пропитана эротизмом. У Пушкина он, конечно, был. Причем во многих произведениях, не только в "Пиковой даме". Но статус бронзовой классики отчего-то заставляет об этом стыдливо умалчивать. Хотя чего, казалось бы, стыдиться?
Павел Лунгин: Вот именно! Ну вот что делал Герман в знаменитой сцене в спальне графини, когда он пришел к ней выведать тайну трех карт? Принято показывать это так: старуха лежит как бревно на кровати, а возле кровати на коленях стоит Герман. Я всегда знал, что это нужно ставить по-другому. Это же спальня! Он хочет узнать секрет, ему нужно забраться внутрь, потому что тайна у нее там - под одеждой, которую он разматывает, устраивая графине стриптиз. Это и Чайковский знал, потому что музыка диктует, чтобы вся эта сцена была в движении. Вот такие вещи придумывать очень интересно. Вообще, делая "Даму пик", я пришел к выводу, что опера очень близка к кино своей эмоциональностью. В отличие, кстати, от театра с его психологизмом.
Ханжи и лицемеры ждут нас всегда, но сейчас особенно важно не оглядываться на них и не бояться. Мы говорили об этом недавно с Женей Мироновым и пришли к выводу, что мы не умеем защищаться. Быть может, пришла пора создать профсоюз художников, который сможет всем ханжам сказать: замолчите, вы ничего в этом не понимаете. Нужно отстаивать свою художественную свободу, а то мы так докатимся до того, что слова "художник" и "творчество" будут казаться подозрительными.
Применительно к "Даме пик" - амбициозному релизу с громкой афишей и солидным бюджетом - главным критерием успеха будут служить кассовые сборы. Вас такой подход к оценке вашей картины нравится?
Павел Лунгин: Мы склонны всегда фыркать на кассовые сборы, но это ведь самый демократичный инструмент оценки. Любовь выражается в приобретении билета. Может быть, кстати, тот факт, что в мире так много плохих фильмов любят, говорит о кризисе демократии. А увлеченность кассовыми сборами росла на моих глазах. Когда я в 1990-м году впервые приехал в Канны, там вообще никто не говорил о сборах. Это было вторичным. Но от фестиваля к фестивалю мнение менялось. И в итоге закончилось все тем, что самый большой интерес начали вызывать фильмы, способные сделать кассу. Так что мы все живем в этой реальности, глупо ее отрицать. Но я немного неуверенно себя чувствую, когда речь заходит о сборах "Дамы пик". Посмотрим.
Текст публикуется в авторской редакции и может отличаться от вышедшего в номере "РГ"
Внук Олега Янковского - о своем Германе в "Даме пик"
Эпизод, в котором ваш Герман исполняет арию: "Что наша жизнь? Игра!" - кажется квинтэссенцией роли.
Иван Янковский: Да, это уже пик сумасшествия Германа, непонимания того, кто он, кем хотел стать, что петь, что нужно - слава, деньги, успех? Действительно, это - наивысшая точка, в которой уже все перемешалось. Жизнь, театр, любовь, кино. Четыре слоя, а то и больше.
Легко ли играть сумасшествие?
Иван Янковский: Легко ли быть сумасшедшим? Не знаю. Но напрямую сумасшествие актер не играет никогда. Играет озадаченность, озабоченность обстоятельствами, которые вовлекают в сумасшествие, доводят до грани. В центре актерской игры - образ мысли человека. Проблема в том, что понятия о мире, об основополагающих вещах у человека с обществом не совпадают. Не складываются. Сумасшедшим и больным всегда кажется, что они нормальные. А вокруг все начинают понимать, что - нет.
В вашем Германе есть любовь или только расчет и эгоизм?
Иван Янковский: Сила любви в нем, естественно, где-то внутри. Но в большей степени он человек расчета. Но у Пушкина это одно, у Чайковского другое, у Лунгина - третье. Есть люди, которые понимают, что им нужно, и шагают по головам. Настолько хотят быть в центре всего, что им не важны любовь, ценность, честность. От Германа в фильме "Дама Пик" все это уходит в сторону. Он озарен идеей "поиметь весь мир", как я для себя это определяю. И происходит это через оперу, театр, деньги, близких, игру. У него "поехала крыша", он уже ничего не понимал, хотя вроде и пел уже гениально. Самое парадоксальное и смешное - и в жизни так: если бы он никуда не "вляпался", не влез в долги, не проигрался, не изменил, он бы так не пел.
Героиня Ксении Рапопорт - дьявольский режиссер, готовый любыми способами воздействовать на людей, чтобы извлечь из них нужный для спектакля звук.
Иван Янковский: Да, это творчество. Оно - от высокого, но порой и от лукавого. Человеком владеют и свет, и тьма. Героиня Ксении способна вывести этого мальчика через одержимость к тем качествам, которые он, может быть, сам в себе не нашел. Стеснялся, боялся, робел, но постепенно через ужас и кошмар пришел к тому, к чему хотел. Она добилась от него того, что он готов переступить любую грань...
Подготовила Сусанна Альперина