Ветеран Михаил Казармщиков: Молодежи надо больше общаться с нами
Ребенком на фронт
Ему уже за девяносто, но он красив и статен, обладая редкой для его возраста притягательностью. Безукоризненно опрятен, строен и подтянут, со светлым лицом и проницательным взглядом умных глаз.
- Я родился в башкирском городке Белорецке, в семье было пятеро детей. Мать была неграмотная, жили очень бедно, но в постоянных трудах, - так вспоминает свое детство Михаил Иванович Казармщиков.
Он врожденный гуманитарий: история, литература, география - это все легкой и понятной птицей залетало в его голову. А вот математика и ненавистная физика запоминалась колючим ежом. Из-за треклятой физики спортивный и трудолюбивый Мишка был вынужден однажды остаться на второй год.
Семилетку он окончил в предвоенном 1940 году, пошел работать и учиться в вечернюю школу. Июнь 1941 года расколол его мирную жизнь страшным громом войны. "Вероломное нападение Германии",- хрипло чеканила черная тарелка громкоговорителя. Первое время воспитанный уроками истории Миша не мог понять, как это союзник смог напасть войной?
Потом он подчистил метрики и, прибавив себе один год рождения, уговорил военкомат забрать его на фронт. По документам ему было восемнадцать лет, а фактически семнадцатилетний мальчишка пошел Родину защищать. Курсы разведчиков под Оренбургом - и он полноценный командир отделения артиллерийской разведки.
- Я же на фронт ушел не целованным. Первый раз согрешил с красивой полькой, уже будучи на фронте. Мужики-поляки нас не любили, а женщины наоборот, - улыбаясь вспоминает фронтовик.
Его память цепко держит эпизод, когда уже в освобожденном Кенигсберге, в развалинах разрушенного дома их взвод обнаружил перепуганную польскую семью, которая под грохотом войны добиралась домой, в Краков.
Они были страшно напуганы, побеседовав с ними, разведчики поняли, что это обыкновенные мирные люди, не имеющие и малейшего отношения к военным действиям. Написали им сопроводительную, и отпустили с миром.
- Они так рады были этому, все нас в гости приглашали. Помню адрес Краков-19, а вот улицу забыл, - говорит Михаил Иванович.
Командир артиллерийской разведки обязан был первым замечать ползущие фашистские танки и вызывать на них огонь. Казармщиков говорит, что легче стало воевать, когда на вооружение пришли 100-миллиметровые пушки. Одного ее выстрела хватало, что бы "умертвить" немецкого "Тигра" или "Пантеру".
- Помню один очень жаркий бой. Он длился не более получаса, мы подбили семь фашистских танков из тринадцати. Которые ползли на нас смертельной цепью. Одного рыжего эсэсовца в плен взяли, здоровый, гад, был, холеный. Сразу пытался на нас нагло смотреть, но это только до трех хороших затрещин. Потом присмирел, - вспоминает фронтовик.
Страшней предательства ничего не знаю
Бритвой воспоминаний и сегодня его режет история одного предательства. Когда их разведвзвод пленил сытого "власовца" в новехонькой форме армии перебежчиков. Он оказался земляком Михаила Ивановича, из Башкирии.
- У нас был сын полка, бесстрашный мальчишка, у которого фашисты вырезали всю семью. Так он вызвался привести в исполнение смертельный приговор предателю. Никто возражать не стал…,- глухо вспоминает гвардии старший ефрейтор Казармщиков.
Их бригада противотанковой разведки считалась профессиональной, передовой и до одури бесстрашной. Поэтому война кидала их по разным фронтам. Он служил в составе 4-го Украинского фронта, в рядах 3-го и 4-го Белорусских фронтов.
- Настоящий ад войны был в Белоруссии. Я ее почти всю освобождал, но подобного зверства нигде не видел. Немцы старались там уничтожить все живое. А все потому, что белорусы были очень бесстрашны. Там у фрицев под ногами земля горела. Казалось, что все белорусы из зыбки сразу шли в партизаны,- говорит Михаил Иванович.
Он первый раз расплакался на войне на безымянном белорусском хуторе, который спрятался в перелеске недалеко от Минска. Там, под черной березкой они хоронили своего любимого начальника разведки полка, молодого, веселого парня. С которым Казармщиков так любил бороться и хохотать в минуты передышки.
- Только мы его опустили в ямку, прострелили небо прощальным салютом, как неожиданно нас стала окружать фашистская цепь. Отбились без единой потери, как будто покойный друг-разведчик нам помог, - тихо говорит он.
"Сынок!" Ошиблась…
В одном разоренном фашистами белорусском сельце бежит ему навстречу растрепанная женщина с обезумевшими глазами. Сбитый на плечи платок, подбитые сединой волосы растрепались по ветру.
- Сынок, родной мой! Сынок!, - кричит она недоуменному Михаилу, и с разбегу кидается ему на шею.
Он долго объяснял ей, что его мама ждет его в Башкирии. Женщина осеклась и отошла в сторонку, ему потом объяснили, что немцы у нее на глазах казнили все ее семью. Вот она теперь в любом высоком блондине сына и ищет…
Еще с одной страшной тайной Михаил Казармщиков прошел всю свою войну. Все военные годы его мучила беспрерывно рецидивирующая язва двенадцатиперстной кишки. Спасался только молоком и болеутоляющими порошками. На его брючном ремне всегда весела небольшая фляжка, а каждая встреченная им корова была обязательно подоена в пользу лечения треклятой язвы.
- Молоко-то щелочное. Оно хорошо боль снимало. Вот так и воевал до самой победы. Молодой был, да спортивная закалка помогала, - итожит победитель.
После окончания войны он пошел сдаваться докторам, те его сразу признали инвалидом второй группы и под местной анестезией удалили его коварную, вечно кровототочащую язву.
История - судьба моя
После победного мая 1945 года Миша Казармщиков возвращается в городок своего детства, получает среднее образование и уезжает в Ростов-на Дону. Там он осуществляет мечту детства - поступает в Ростовский университет на исторический факультет. Затем заочно оканчивает аспирантуру. Тридцать лет он преподавал историю в родном университете.
- История же часто связана с войнами и победами. А историю пишут исключительно победители. Поэтому я не верю, что она не имеет сослагательного времени, - убежден историк Казармщиков.
Его семейная жизнь по признанию Михаила Ивановича "не задалась". Женился он не по любви, и его личная лодка плыла с большим креном.
Развод был тяжелым, жене суда было мало, и она поднимала на ноги все партийные органы. Их семейное белье "стирали" даже на комиссии старых большевиков. После которой Казармщикова увозили в больницу с сердечным приступом.
Большую часть жизни он живет один в однокомнатной квартирке на пятом этаже кирпичной "хрущевки".
Живет только благодаря железной дисциплине и стальному распорядку дня.
Диета, много физической активности, ежедневная физзарядка. У него дома идеальный порядок. Его главный принцип - "я все делаю сам". Нет такой работы по дому, которая была бы неподвластна его рукам.
От варки вкуснющего борща и холодца до любого ремонта.
На протяжении многих десятилетий каждый победный май он приезжает подлечиться в благословенные Ессентуки.
- Тут особая целебная вода и дивный воздух. Всем этим продлеваю свою жизнь, - говорит он.
Он много читает, его ежедневное "меню" - пачки газет.
- Молодежи надо больше общаться с нами, с последними свидетелями той войны и той великой Победы, а не в гаджеты эти пялиться, - справедливо бурчит он.
Любимого Александра Твардовского он читает наизусть целыми главами. Говорит, что "Василий Теркин" - это сущая правда про его войну и его молодость. Правда, написанная великолепным простым русским языком.
- А Пушкин-это же самая настоящая планета. Я всю жизнь возле этой планеты кручусь, но считаю, что только слегка прикоснулся к этой глыбе,- улыбается он.
На вопрос о мечте он думал секунд тридцать.
- Хочу в Беларусь съездить, на их жизнь посмотреть. У меня четыре награды от президента Лукашенко.
Говорит, что этим маем обязательно сядет на поезд и рванет в спасенный от фашистов Минск.
- Силы то пока еще есть, и желание, - молодецки подмигнул Михаил Иванович.
Досье "СОЮЗа"
Михаил Казармщиков родился в июле 1925 года, в августе 1942 года ушел на фронт. Гвардии ефрейтор, награжден медалью "За боевые заслуги". Цитата из наградного приказа: "За то, что в боях за Белоруссию действовал стойко и мужественно, лично разведал две цели, которые были уничтожены огнем батареи полка..."