20.12.2016 21:56
Поделиться

Швыдкой: Японцы умеют держать данное слово и дорожат отношениями

Как бы ни оценивали - восторженно или сдержанно - в Москве и Токио результаты завершившегося визита президента Российской Федерации В. В. Путина в Японию и его договоренности с премьер-министром С. Абэ, никто не может отрицать, что началось реальное движение в сторону полноценной нормализации отношений между нашими странами. Неслучайно на совместной пресс-конференции В. В. Путин выразился вполне однозначно: "Нужно в конце концов как-то понять, что фундаментальные интересы и Японии, и России требуют окончательного, долгосрочного урегулирования, вот в чем все дело".

Впечатляет и количество подписанных документов (их более восьмидесяти), и, что не менее важно, сам неформальный, не вежливо-протокольный, а подчеркнуто дружеский характер встречи двух лидеров. И, безусловно, шаги, сделанные навстречу друг другу. Пусть кому-то они покажутся незначительными, но достаточно назвать решение о выдаче пятилетних виз и смягчение визового режима для граждан обеих стран, чтобы почувствовать изменение общей тональности отношений. Понятно, что не во всех своих решениях наши японские партнеры совершенно свободны, но они обозначили не только вектор интересов, но и вектор желаний, и сделали это вполне самостоятельно. Уверен, что в ближайшие два года мы постараемся, как советует С. Абэ, покинуть "цитадели недоверия", совместная работа наполнится реальным содержанием. Но чем большее число проектов будет осуществляться между нашими странами, чем большее количество людей в них будет участвовать, тем важнее нам будет не только понять, но и почувствовать наших японских партнеров. Будет трудно добиваться сообща поставленных целей, не учитывая особенности миропонимания и мирочувствования друг друга.

Нескоро принимающие решения японцы умеют держать данное слово и дорожат отношениями

Когда тридцать лет назад впервые попал в Токио на спектакли Театра Кабуки, был ошеломлен не столько тем, что происходило на сцене, сколько бурными страстями, волнами накрывавшими зрительный зал. И тогда же написал, что японские зрители Кабуки ведут себя как болельщики во время хоккейных матчей. Они кричали не только при появлении любимого актера, но и в моменты драматических поворотов сюжета, когда герой или героиня могли по неведению попасть в скверную историю, грозящую неволей или смертью. И тогда зал начинал скандировать, желая уберечь добродетель от злодейства. Мне тогда казалось, что такое поведение зала в первую очередь связано с тем, что стиль Кабуки родился в городской среде в ХVII столетии и в сравнении с более древним, монастырски-эзотерическим Театром Но представляет демократическое искусство, доступное простолюдинам. Это объяснение требовалось хотя бы потому, что в Советском Союзе, куда Театр Кабуки время от времени приезжал на гастроли, его спектакли воспринимали почти благоговейно, затаив дыхание, глядя на сцену, где, как казалось, священнодействовали японские актеры.

С годами понял, что иностранцы воспринимают скорее внешний облик спектаклей Театра Кабуки, их эстетическое совершенство, которое магически воздействует на публику. Но для японцев сюжеты Кабуки - это важная подоснова их жизни. Как любые сказочные истории, они приоткрывают завесу над тайнами национальной психологии, национального характера. Представитель Россотрудничества в Токио, тонкий знаток японской культуры Константин Виноградов справедливо заметил, что не погружаясь в японские сказки, в традиционное японское искусство, невозможно понять характер японца, в котором прагматизм соединяется с доверчивостью, а самурайская несгибаемость с интеллигентской рефлексией. И это не столько результат внешних воздействий, сколько предопределенная сконцентрированность на внутренней жизни каждого человека в отдельности и народа в целом, во многом связанная с бытием нации, на протяжении более чем тысячелетия изолированной от внешнего мира. Впрочем, самопознание не всегда связано с географическим изоляционизмом. Достаточно вспомнить знаменитые строки Гете из его статьи о Шекспире: "Наивысшее, что может достичь человек, это осознание своих собственных убеждений и мыслей, познание самого себя, которое ведет к истинному познанию духа и мыслей других". В конце концов каждый человек - это обитаемый остров, но кто населяет его, какие мысли и чувства, зависит от множества причин. Японцы сохранили личностную обособленность от других, несмотря на видимость коллективной, корпоративной жизни и историческую необходимость принимать не ими созданные правила. Но, похоже, они познали себя столь глубоко, что оказались способны к познанию не только внутренней, но и внешней жизни других народов.

Для японцев "сохранять лицо" не фигура речи, но этический императив, который выше любых меркантильных интересов

Нескоро принимающие решения, непросто и в высшей степени избирательно допускающие до дружеского общения, они умеют держать данное слово и дорожат человеческими отношениями. Они знают, как важно "сохранять лицо" - для японцев это не эвфемизм, не фигура речи, но этический императив, который выше любых меркантильных интересов. Мы не настолько отличаемся друг от друга, чтобы сообща не восхищаться произведениями Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, Исикавы Такубоку или Кобо Абэ, но и не настолько схожи, чтобы понимать их совершенно одинаково. У нас разное отношение к ритуалам и символам человеческого поведения. Разное отношение к миру, во многом связанное с различным соотношением человека и пространства - безбрежного в России и ограниченного в Японии. Наверное, поэтому нам легче сделать новое, нежели довести до совершенства привычное. Поэтому при видимом сходстве неизбежно проявятся трудности перевода.

Впрочем, похоже, у нас появилась общая надежда. Как писал замечательный японский художник и поэт ХVIII века Бусон: "Я поднялся на холм, / Полон грусти - и что же: /Там шиповник в цвету".(Пер. В. Марковой).