Актеру Вячеславу Шалевичу было 82 года. Его герой, Галилей, прожил меньше на пять лет. Ученому, следившему за ходом светил, было предписано инквизицией: молчать о том, что ему очевидно, - вселенная гелиоцентрична, и Земля все-таки вертится. Галилей умел хитрить с догматами и сохранять себя свободным внутренне. Кто знает, надо ли искать какой-то знак и смыслы в совпадении, но все случайности не случайны. Галилей стал последней ролью большого актера, одной из легенд Театра имени Вахтангова.
У Шалевича было много ролей. Он был одним из главных персонажей в фирменной вахтанговской "Принцессе Турандот". В кино он был Швабриным из "Капитанской дочки", был мужем героини "Трех тополей на Плющихе", был Алленом Даллесом в "Семнадцати мгновениях весны". Был паном поэтом в популярнейшем когда-то телевизионном кабачке "13 стульев".
Вся биография его закручена турбулентной воронкой. Внешне ровная, а изнутри - сплошь вихри. Сын белого офицера, ставшего генералом НКВД, он вырос без отца, считал его погибшим, и встретился с ним вдруг в 72-м году. Он кончил Щукинское училище в 1958 году и с тех пор всю жизнь играл на вахтанговской сцене. Даже когда возглавлял Театр им. Рубена Симонова (больше десяти лет, до 2011-го). Он был любим, он был четырежды женат, жена Татьяна оказалась моложе на 35 лет. В нем было море обаяния. И у него был голос - проникновенный. С хрипотцой.
Наверное, ему не очень повезло - не оказалось такой вот самой единственной, самой значительной его роли. И все же он остался - неповторимым и большим актером. Кометой на небесном своде. Что бы то ни было, но он-то знал всегда, как Галилей, свою тайную светлую истину - она читалась зрителями. А все-таки она вертится. А все-таки...
Дальнейшее - молчание.
Лишь несколько цитат из интервью Вячеслава Шалевича разным изданиям в разные годы.
Об отрицательных героях, которых приходилось играть чаще всего
"Возможно, повлиял мой кинодебют - Швабрин в "Капитанской дочке", которого я сыграл еще сту¬дентом четвертого курса училища имени Щукина. А вообще дело, конечно, не в "отрицательности" пер¬сонажей - значительно хуже было бы, если бы я в них повторялся. Меня всегда привлекает своеобразие, жизненная достоверность образов. Ведь в том, как я их создаю, мое отношение к ним. В "Шестом июля" пытался играть как можно правдивее - этого требовал документальный стиль режиссуры. В "Трех тополях на Плющихе" в нескольких коротких эпизодах надо показать изменение человека - от искреннего парня, первого парня на селе до человека корыстолюбивого, ограниченного... Разоблачить своего героя, такого "степенного", привлекательного внешне, а в действительности коварного и морально нечистоплотного, было задание в телефильме "Моя улица" по известной пьесе И. Штока "Ленинградский проспект". Этого же я добивался в роли бывшего шефа ЦРУ Аллена Даллеса в телефильме "Семнадцать мгновений весны" режиссера Т. Лиозновой.
Бывает трудно одновременно сниматься и играть на сцене, но это ничто сравнительно с радостью, которую дают интересные роли. Ведь они выпадают так редко".
О школе жизни в эвакуации военных лет в саратовском интернате
"Ведь это воспитание детское (когда подростки сами с собой остаются), на мой взгляд, самое строгое. Дали мне там гороховый суп, а я ребенком был избалованным и сказал вслух: "Не люблю такой суп”. Рядом парень сидел, кивнул: "Отдашь мне”. Но я все-таки голоден был, съел сам. А после - два месяца всю еду ему отдавал, не ел ничего, не отдал бы - не поздоровилось… Позже он меня простил за то, что не выдал”.
О голосе и Брежневе
"На голос Брежнева, говорите, похож? Что ж, играл я Леонида Ильича в Театре Вахтангова. Огромная роль. Он, знаете ли, большим литератором был: "Малая земля”, "Возрождение” - по ним-то и был поставлен спектакль. Как-то один артист решил подколоть: "Ты Брежнева играешь? Я не видел”. Я - ему: "Самое смешное, что и он не успел”.
О комедийных ролях, с которыми актеру не везло
"В спектакле Брызги Шампанского” по "Голубой книге” Зощенко в одной из новелл главный герой (я, то есть) переодевается в женщину. Чистый розыгрыш. Один доказывает, что женщина, лишенная материальных основ, всегда неверна. Другой говорит обратное… Но это мое единственное переодевание в дамочку, других прецедентов не было. Мне нравятся комедийные роли, но не всегда они получаются. А в кино на комика почти не утверждали: "Не надо, Вячеслав, ты ж не косой и не лопоухий!”
О смысле молчания
"Раньше артист мог молчать на сцене, и зрители следили за ним, этой паузой, открыв рты. Где такие артисты сегодня?”
О том, зачем важна преемственность в искусстве
"Роль худрука - самая трудная. Согласился я на это, честно говоря, только из-за того, что театр носит имя Рубена Симонова, моего крестного отца "на театре”. Сейчас в Москве нет театров Таирова, Гончарова, Охлопкова, а имя Рубена Симонова все-таки звучит в афишах… Я вообще сторонник того, чтобы люди состоявшиеся ценили своих учителей, и хорошо б, если почаще о них говорили. Я помню, что Рубен Николаевич при слове "Вахтангов” всегда - где бы он ни находился - вставал по стойке "смирно”. Искусство кончится, если кончится эта преемственность, она должна быть в душе и в характере, в достоинстве".
О формуле любви
"Никакой формулы любви у меня нет. Если она возникает, хочется, чтобы она никогда не кончалась и не затухала. Иногда я сижу, смотрю на жену Таню, и она говорит: "Чего смотришь?", а я говорю: "Нравишься и все!".
О том, каково стать отцом в 70 лет
"Это невероятное ощущение счастья. У нас Анечка родилась летом. Когда я пришел в театр и на открытии сезона коллеги узнали, что у меня родилась дочка, все были в шоковом состоянии. Смотрели на меня с невероятным испугом".
О поклонницах
"Однажды в каком-то городе ко мне подбежала одна очаровательная женщина: "Ой, здравствуйте! Вы мой самый любимый артист! Я думала, вы умерли!" Нормально, естественно. Это же наша непосредственность. Это замечательно".