Невыносимая легкость небытия

Рекордные семь "Золотых глобусов", одиннадцать номинаций на BAFTA и несомненный успех на грядущем "Оскаре" - "Ла-Ла Ленд" теперь обречен на повышенное внимание даже со стороны тех, кто ничего не знает о мюзиклах, и тех, кто их терпеть не может. А уж все, кому мил призрачный лоск беззаботной голливудской классики, вовсе не нуждаются в статуэтках и хвалебных рецензиях (их уже десятки), чтобы наводнить кинотеатры в день премьеры. Будут ли все эти замечательные люди разочарованы? Большинство, скорее всего, нет. Значит ли это, что заоблачные успехи (многие из которых еще впереди) музыкального фильма Дэмьена Шазелла безусловно заслужены? В этом есть сомнения.

"Ла-Ла Ленд" действительно услужливо предоставляет целевой аудитории все, чего от него ждут: цитаты и аллюзии, яркие костюмы и декорации, гиперактивную хореографию и впечатляющую операторскую работу, молодых и всеми любимых звезд, удачно стилизованную музыку, обильно рассыпанные по всей ленте активаторы самой разной ностальгии, тонны готовой удушить вас в своих навязчивых объятиях бесцеремонной романтики, щепотку обаятельных шуток, непременную довлеющую над всем "американскую мечту" и под конец - легкую грустинку, чтобы девочки плакали (а это Райан Гослинг, как мы знаем, способен устроить за полсекунды).

Герои Гослинга и Эммы Стоун - представители многочисленной прослойки лузеров богатого и жестокого Лос-Анджелеса. Лузеров, разумеется, амбициозных - прозябающий по вечеринкам и пабам пианист Себастьян грезит об открытии собственного джазового клуба, а бариста Миа - стать (ну, вы уже догадались) знаменитой актрисой, которая сможет писать себе роли и свысока смотреть на всякий обслуживающий персонал и прочий плебс, к которому сама, собственно, пока и относится.

Копошась на социальном дне в попытках выползти из угнетающего рутинного болота, молодые люди несколько раз пересекаются - и в конце концов неотвратимо влюбляются. Прежний парень Мии, не вполне понятно зачем существовавший в сценарии, молчаливо прощается со зрителем, и с игривой чечетки начинается романтическая сказка с вальсированием посреди звезд и прочими красочными жанровыми причиндалами. Ее периодизация образно соответствует временам года - от зимы к осени, но и без этой детали фабула запросто могла бы обойтись. Как и без многих других.

Себастьян беззаветно любит олдскульный джаз и с болью видит, что его приверженность классике непонятна окружающим. Для таких, как он сам, "последних" (и предпоследних) романтиков, он свой клуб открыть и мечтает. Но на это нужны деньги, и музыкант соглашается на выгодный контракт со своими старыми знакомыми, которые теперь играют модернизированный ню-джаз. Всяко лучше, чем жующим толстосумам и их беспринципным пассиям "Джингл Беллз" наигрывать. Поначалу, впрочем, ему не очень нравится новая работа - они с товарищами и разошлись в свое время из-за его чрезмерной старомодности, - но постепенно он втягивается и как будто даже начинает получать удовольствие.

А вот у Мии с ее моноспектаклями дела идут не так хорошо. К тому же гастроли и репетиции Себастьяна мешают им проводить время вместе. Это приводит неудачливую актрису и драматурга в бешенство. Конечно, завистью и нехваткой внимания творческая натура свою истерику объяснять не желает, так что сожитель обвиняется в предательстве собственных принципов, идеалов би-бопа и лично Телониуса Монка, на которого самой Мии вкупе со всеми остальными колтрейнами и майлзами дэвисами было совершенно откровенно начхать.

Все еще неоднократно самым волшебным образом круто изменится, но запомнится, что на пороге качественно нового этапа в жизни Себастьян и Миа вдруг отважно решат отравить себе жизнь, Потому Что Так Нужно. Это, ясное дело, очень драматично, но от этого более оправданным не становится. Даже персонажи свежей поблескивающей пустышки от Вуди Аллена, оказавшиеся (наряду с персонажами гигантской кучи других ромкомов) в почти аналогичной ситуации, вызывают большее понимание и сочувствие.

Сопереживать Себастьяну и Мие становится еще сложнее в финале, где Шазелл зачем-то принимается за постмодернистское жонглирование реальностями, что вместо усиления драматического эффекта вызывает сначала легкое недоумение, а потом окончательное чувство усталости и осознание того, что тебя все время коварно водили за нос. Как в частностях, так и в целом - выдавая пустопорожнюю спекуляцию на светлой тоске по былому за остроумный оммаж.

Назойливая даже в рамках жанра диктатура "Большой Мечты" безжалостно ликвидирует робкие зачатки осмысленности обоих героев. О природе своего консерватизма Себастьян размышлять не желает (или просто не способен), хотя даже Миа обращает внимание на несоответствие его бунтарского духа с засевшей в нем реакционностью. Вместо этого он лишь решается бросить группу, которая, по его представлениям недостаточно, что называется, "тру". Посредством пластмассовой псевдоаутентичности упорно воссоздавая (сначала в своей голове, а позже - в отдельно взятом клубе) уголок давно ушедшей эпохи, он не видит воронки симулякра, укрывшейся за романтическим позерством и благородными знаменами "консервативной революции". Ничего удивительного, ведь, похоже, не видит ее и сам Шазелл, угодивший в ту же ловушку.

3.0