От Праги всего шестьдесят километров - почти строго на север, в сторону Дрездена. Кого ни спрашивал из своих чешских знакомых, ни один из них не был в Терезине. У этого города зловещая репутация, плохая аура. Его принято объезжать стороной.
Я провел там два дня. Гулял по безупречно прямым улицам. Говорил с жителями. Рассматривал экспонаты музея. Ночевал в единственном отеле, где тогда жили нацисты. Покупал мандарины в магазинчике, где тогда была лавка для узников. Я тщетно пытался поставить себя на место тех несчастных, кому назавтра предстоял путь в газовые камеры Освенцима. Но светило солнце, стоял легкий мороз, небо было голубым и мало что напоминало здесь о трагедии далеких лет. Меня не обступали тени из прошлого. Ночью во сне надо мной не склонялся призрак гестаповца в черной форме. Местные жители выглядели точно так же, как обыватели других городков чешской провинции. Лишь однажды в старом каземате, где раньше находился морг, откуда-то сверху, из-под кирпичных сводов, раздался сдавленный стон. Но, возможно, это был скрип двери или порыв ветра.
Даже музей - типичное заведение наших дней со стандартными витринами, фотографиями и надписями на чешском, немецком, английском языках - не оставлял в душе глубокого следа. Но меня не покидала надежда найти нечто такое, что помогло бы проникнуть в тайну этого места. Однажды пришел в Магдебургские казармы. Там в одной из комнат без конца крутили черно-белый документальный фильм "Фюрер дарит евреям город".
Вот где я встал как вкопанный, не в силах сдвинуться с места. Никогда я не видел такого завораживающего кино. Это было кино, снятое явно талантливыми людьми, мастерами своего дела. Каждый кадр выстроен безупречно. Свет, звук, монтаж - все в этом фильме высочайшего качества. Но самым поразительным оказалось содержание ленты: на экране показывалась жизнь самого счастливого города на земле. Дети, взрослые, старики - все до единого излучают радость, они прекрасно одеты, выглядят сытыми и благополучными. Школьники поют на сцене, молодые люди азартно гоняют футбольный мяч, девушки, смеясь, работают в поле, пожилые играют в шахматы и слушают классическую музыку. Вечером на главной площади звучат вальсы, все танцуют на фоне цветущих роз. Любой человек, посмотревший фильм, захотел бы немедля стать жителем этого райского места. Но только местом этим был Терезиенштадт, еврейское гетто, откуда еженедельно отправлялись транспорты в лагеря смерти.
Гетто было создано в конце 1941-го и существовало до мая 1945-го как грандиозная "потемкинская деревня", как один из самых успешных (если это слово употребимо здесь) проектов геббельсовской пропаганды. Вот о чем надо бы рассказать сейчас.
***
Весной 1944 года под нажимом датчан, заподозривших Германию в плохом отношении к евреям, Берлин принял решение допустить в гетто комиссию Международного Красного Креста. Комиссия состояла из трех человек: двух датчан и швейцарца. Последним был Морис Россель, уже проверенный нацистами 27-летний сотрудник МКК, до этого инспектировавший Освенцим и не обнаруживший там никаких следов негодного обращения немцев с узниками. 3 июня комиссия на шикарном эсэсовском лимузине въехала на территорию гетто.
Задолго до этого Терезин стали готовить к невиданному в истории мировой драматургии спектаклю. Сценарий был составлен в Берлине, утвержден самим Адольфом Эйхманом. Для начала город, в котором до войны жили семь тысяч человек, а теперь было семьдесят тысяч, очистили от тех, чей внешний вид мог огорчить гостей. Сделать это было легче легкого: всех немощных, больных, убогих погрузили в поезда и отправили в Освенцим. Оставшихся разбили на две группы: одна, большая, приступила к благоустройству: разбивала клумбы с розами, красила фасады домов, шила красивые платья и костюмы, украшала жилища, создавала интерьеры казино, кафе и театра. Другая, поменьше - те самые почти две тысячи - приступила к репетициям. По плану члены комиссии на пути в еврейский гетто-банк должны были встретить повозку, груженную фруктами и овощами. Коменданту лагеря оберштурмбанфюреру Раму сценарий предписывал весело обратиться к девушкам: "Ну что, красавицы, куда путь держите"? А те должны были так же весело ответить: "Как обычно, герр комендант, везем витамины детишкам на кухню". На девушках были красные платья, белые фартуки, легкомысленные косынки на головах. Им предписывалось идти с веселой песней, смотреть на эсэсовца с нежностью, а на гостей - с игривым интересом. Отрепетировали. Хуже всего роль давалась эсэсовцу: не привык этот антисемит обращаться к узникам с улыбкой. Но порядок есть порядок. Пересилил себя. В матче на футбольном поле по сценарию встречались молодые евреи из Вены и Праги. Счет сценарием был назначен 2:1 в пользу Праги. Болельщиков нарядили по последней моде: мужчины в дорогих однобортных костюмах, шляпах и при галстуках, женщины в крепдешиновых платьях. Прогулка комиссии по Магдебургским казармам: в одном отсеке интеллигентные профессорского вида евреи увлеченно играют в шахматы, в следующем опрятные бабульки что-то вяжут на спицах и уютно щебечут, дальше - чтение книг и курение сигар. В ратуше дают концерт из произведений Моцарта. В школьном театре ставят детскую оперу "Брундибар".
- А вот и сам автор, - оберштурмбанфюрер Карл Рам должен похлопать по плечу узника Ганса Краса. - Наша знаменитость. Если гости спросят, о чем опера, то Крас должен без запинки доложить: "О силе добра и торжестве справедливости, об уважении к людям". А Рам должен добавить: "То есть о жизни в нашем замечательном поселении". Все прошло как по маслу, каждый на зубок выучил свою роль: дети пели и танцевали, Крас дирижировал, Рам счастливо хлопал в ладоши. Члены комиссии украдкой вытирали слезы в уголках глаз: как все это трогательно. Морис Россель то и дело щелкал затвором своей дорогой камеры: в объектив попадали исключительно красивые и счастливые люди. Написав восторженный отчет о своей миссии, гости отбыли и продолжили привычную жизнь - в Дании и Швейцарии.
А две тысячи узников гетто, участвовавших в спектакле, были немедля отправлены в печи Освенцима. Тридцать пять лет спустя французский журналист, делавший фильм о посещении комиссией чешского городка, спросит пожилого благообразного джентльмена, каким к тому времени станет швейцарец Россель:
- Неужели вы тогда не заподозрили, что вам элементарно втирают очки?
- Нет, - закуривая сигару, пожмет плечами тот. - Все выглядели там вполне счастливыми. И никто не сделал даже малейшей попытки послать нам сигнал тревоги, подмигнуть или передать записку.
Это правда: никто не сделал тогда такой попытки. Всем было строго-настрого наказано, как себя вести, что говорить и о чем молчать. Иначе - немедленная смерть. За каждым жестом, каждым шагом узников гетто зорко следили люди СС. Кстати, и сам Россель проговорится: мы тоже всегда опасались людей из СС, если бы они заподозрили нас в нелояльности, пришлось бы худо.
- Вы и сейчас подписали бы положительное заключение, уже зная реальность? - спросил Росселя французский корреспондент.
- Да, подписал бы, - ответил бывший инспектор. И пояснил: - Терезин в том виде был похож на санаторий для привилегированных евреев.
***
Местом для "санатория" не случайно стал этот город на окраине Богемии. Построенный во времена Австро-Венгерской империи и названный в честь императрицы Марии Терезии, он затевался как неприступная крепость, но никогда за всю свою историю не был подвергнут осаде или нападению. Зато всегда использовался в качестве тюрьмы. В казематах отбывали срок участники освободительного движения 1848 года, томились пленные Первой мировой войны, здесь умирал Гаврило Принцип, чей выстрел в эрцгерцога Франца Фердинанда послужил сигналом к началу той бойни. В июне 1940 года нацисты устроили рядом с городом в т.н. Малой крепости следственную тюрьму пражского гестапо, через застенки которой прошли девяносто тысяч человек, в том числе военнопленные из СССР, Польши, Югославии и других стран. В 1942 году из города были выселены все местные жители, а их дома, равно как и казармы крепости, подвалы и чердаки, заселили евреями, которых свозили сюда со всей Европы.
Это была территория абсурда. Город охраняли всего два десятка эсэсовцев и полторы сотни чехословацких жандармов. Зато здесь существовала своя еврейская полиция, свой еврейский суд и своя еврейская тюрьма. Иначе говоря, функции по поддержанию порядка были возложены на самих узников, и они исправно несли этот крест. Полиция выявляла нарушителей, суд назначал им наказание. Время от времени и полицейских, и судей отправляли "на восток" - так здесь именовались транспорты в лагеря смерти. На их место назначали новых судей и полицейских. Порядок - для немцев это было святое. Курить и плевать на землю нельзя - за это полагается наказание. Раз в три недели надо обязательно навещать парикмахера - за небрежную прическу тоже полагается наказание. За передачу на волю письма - смерть через повешение. Приветствуются занятия гимнастикой и спортивные игры. Если к еврею обращается сотрудник администрации или офицер СС, то надлежит принять вид провинившегося. Можно проводить лекции на научные темы и ставить спектакли. Нельзя болеть, хранить презервативы, деньги (кроме ходивших в Терезине "гетто-крон") и спиртные напитки.
Конец для всех одинаков: Освенцим, Бухенвальд или Треблинка.
Семьдесят пять лет назад первый транспорт на смерть сформировали немцы. Затем, с введением иезуитской системы еврейского самоуправления, это дело было доверено совету старейшин, то есть самим узникам. Еще одна чудовищная сторона жизни пленников терезинского гетто: сами себя охраняют, сами себя отправляют в печи. Знали ли старейшины, что "восток" означает верную гибель? Вначале - нет, не знали. Немцы говорили: люди поедут на другие объекты, где продолжат трудиться во славу рейха. Поэтому узникам разрешалось брать чемоданы, вещи, теплую одежду. Но потом, со временем, в Терезин стали просачиваться слухи о газовых камерах и крематориях, работавших круглосуточно. Был случай, совершенно невероятный, но подтвержденный многими свидетельствами, когда один из узников сумел бежать из Освенцима, но вернулся обратно в гетто - исключительно для того, чтобы поведать старейшинам правду.
Поведал. Ему не поверили. Слишком жуткой была эта правда, чтобы в нее поверить. Наверное, догадывались. Но до самого конца таили надежду на спасение. На чудо. Так уж устроен человек.
В первую очередь "на восток" отправляли людей без определенных профессий, нарушителей дисциплины, одиночек. Дольше всех продержались те, кто был в дружеских или родственных отношениях с членами совета, а также т.н. "проминенты", то есть евреи, имевшие большие заслуги перед Германией, титулованные особы, герои Первой мировой войны.
В Терезине ждали свою очередь на казнь бывший фельдмаршал австрийской армии фон Фридлендер, бывший французский министр Леон Мейер, известный химик барон фон Хирш, 66-летняя баронесса Фрида фон Ротшильд. Богатейший банкир Гутман работал на разгрузке угля, а его жена баронесса трудилась на хлеборезке. Немцы предлагали банкиру сделку: он отказывается в пользу рейха от всего своего состояния, тогда их депортируют в Италию. Нет? Ладно, сказали банкиру, мы и так вас великодушно отпускаем. Посадили его в автомобиль и повезли якобы на станцию. Но счастье оказалось недолгим: сразу за городом, в Малой крепости, банкира ждала пуля. Баронесса нашла свой конец чуть позже, в газовой камере.
Возможно, именно их, "проминентов", имел в виду инспектор МКК Морис Россель, когда говорил о санатории для привилегированных евреев. Да, были такие, числом 264 человека. Убиты почти все.
Опять невероятно, но факт: зафиксированы сотни, возможно, тысячи случаев, когда на транспорт в Освенцим узники записывались добровольно - в желании воссоединиться с родными и близкими. Получалось, воссоединялись, чтобы, взявшись за руки, вместе шагнуть в вечность. Из дневниковых записей, оставленных узниками гетто, видно, что люди - даже самые осведомленные - до последнего верили в то, что судьба пощадит их. Один накануне отправки в Освенцим принялся лечить зубы у местного стоматолога. Другой писал о том, какая счастливая жизнь наступит для него после окончания войны. Третий подробно перечислял все съеденное накануне погрузки в эшелон: паштет, маргарин, суп с лапшой, пирожок с джемом...
***
История с благополучным для нацистов визитом комиссии Красного Креста вскоре получила свое продолжение. Руководство рейха приняло решение снять в гетто пропагандистский фильм. А что? Нужные декорации уже есть: клумбы с розами, беседка с оркестром, герань на окнах. Пошитая по последней моде одежда еще не износилась. Актеров наберем новых - все евреи талантливы. Режиссер? Не чуждый прекрасному эсэсовец Рам на паркете берлинской канцелярии с готовностью щелкнул каблуками:
- Предлагаю Курта Геррона. Недавно доставлен в гетто транспортом из Голландии. Адольф Эйхман удивленно вскинул брови: - Хороший выбор. Но согласится ли он?
- Еще никто не отказывался от тех предложений, которые я делал, - опять вытянулся в струнку Рам.
Геррон - известный в кругах европейского искусства человек, поставивший прежде много фильмов и спектаклей, обладавший талантами музыканта, актера, режиссера. Кому же еще делать кино, как не ему?
Еще недавно, в начале 30-х, Геррон со своими скетчами был любимцем немецких бюргеров, остроумный, едкий. Даже нацистам от него доставалось, кто тогда думал, что они надолго? Сотрудничал с Бертольтом Брехтом, снимался с Марлен Дитрих. Нацисты, утвердившись во власти, припомнили ему те пародии, тогда он попытался наладить с ними рабочие отношения, не вышло. Уехал во Францию, там мыкался без денег, без работы, но и в Париж пришли немцы. Уехал в Голландию, снимал там рекламные ролики, а и туда явились его гонители. Источавший энергию, переполненный творческими планами, Курт Геррон, даже оказавшись в гетто, не унывал, говорил, что обязательно снимет такой фильм, который сделает его знаменитым на весь мир. Ирония судьбы: злодей эсэсовец Рам выступил в роли продюсера, а еврей Геррон в роли режиссера. И он исполнил-таки свою мечту: об их совместном фильме после окончания Второй мировой войны заговорил весь мир.
Режиссер сам проводил репетиции с главными героями и массовкой, сам ставил свет, организовывал кадр, монтировал и подбирал музыку. Самым трудным для него было убрать с лиц печать ужаса. Справлялся. Иногда, отодвинув в сторону оператора, чеха, специально выписанного из Праги, он сам смотрел в глазок камеры: верно ли выстроен кадр? Он работал так увлеченно, словно это были студии Голливуда, а не казармы лагеря смерти. Может быть, Геррон забыл в те дни, кто он, кто все эти люди в кадре и кто эти люди в черных мундирах. Он делал свой лучший фильм. Невероятные вещи происходили. Сами нацисты велели организовать в гетто оркестр, игравший запрещенные в Германии свинги и джаз. Евреям и это дозволено! Снимай, Геррон.
Композитор Крас и его юные исполнители опять вышли на сцену, опера "Брундибар", торжество добра над злом. "Кто любит справедливость, остается верен ей и не боится, тот нам друг", - звенели детские голоса. Снимай, Геррон.
Глава совета старейшин Пауль Эпштейн, недавно заступивший на свой пост вместо Якуба Эдельштейна (расстрелян), вызубрив специально написанную для него речь, восхваляет гестаповцев за заботу о евреях. Снимай, Геррон. Все в том фильме выглядит безупречно: постановка сцен, операторская работа, монтаж, звук, свет. Вот почему я надолго замер у экрана в Магдебургских казармах, это был действительно необыкновенный фильм. Работа над ним была закончена 11 сентября 1944 года. Сразу вслед за этим десять транспортов отправились "на восток" - со всеми главными актерами и массовкой. Всего 17 тысяч человек. Некоторых, в том числе главу совета Эпштейна, уничтожили прямо здесь, в Малой крепости. Одиннадцатый транспорт вышел из гетто 28 октября. И последним пассажиром, кто шагнул в этот поезд, был Курт Геррон. Говорят, он шел к своему вагону не спеша, с гордо поднятой головой. "Как король", - заметил один из выживших в Терезине евреев. Жаль, никто этого уже не снимал.
По прибытии в Освенцим убит почти сразу.
***
На счету фашистов много преступлений. Но это, возможно, одно из самых вероломных, самых иезуитских. Ведь надо же было так все устроить, что его невольными соучастниками становились вроде бы приличные люди и даже будущие жертвы.
Один из главных идеологов и исполнителей гитлеровского проекта по тотальному истреблению евреев Адольф Эйхман на суде в 1961 году говорил, что он всего лишь выполнял приказ, был винтиком. Сотрудник Международного Красного Креста Морис Россель - человек, служивший в самой гуманитарной организации, - говорил, что не увидел в гетто ни малейших признаков фарса. Талантливый еврей Курт Геррон, снявший свой лучший фильм, говорил, что эта работа может оттянуть гибель и его собственную, и других узников гетто.
Строчка из дневника терезинского узника: "Для историка и социолога это неисчерпаемый источник опыта и знаний". Но вот вопрос: извлекли ли мы из этого опыта должные уроки?
Автор благодарит за помощь в подготовке этой статьи израильского историка и писателя Елену Макарову (Иерусалим).
Досье
Город Терезин был освобожден 8 мая 1945 года частями Красной армии под командованием генерала Рыбалко. Вспыхнувшая там эпидемия тифа унесла еще немало жизней. В дело сразу включились советские военврачи, стараниями которых эпидемию удалось победить. К сожалению, эта страница никак не отражена в экспозициях гетто-музея.
Из отчета комиссии МКК: "Люди, которых мы встречали на улицах, были прекрасно одеты. Элегантные дамы, разряженные по последней моде, в брюках, блузках, шляпках, с сумочками. В городе работают банк, кафе, на площади играет оркестр".