Московская галерея "Веллум" решила напомнить об этом широкой публике за пределами Санкт-Петербурга и разместила на обширных площадях Малого зала Центра дизайна Artplay выставку "Арефьевцы и Митьки. Семья Шагиных в неофициальном искусстве". И масштабная, в две сотни работ, выставка трех питерских живописцев свою роль выполняет.
- Видите - хрущевочки, заборчики. Никаких вам дворцов и площадей, а вот ЦПКиО, лодочки, на которых мы катались, - художник Дмитрий Шагин, которого отец по-домашнему называл Митьком, не спеша идет мимо отцовских, Владимира Шагина, холстов, развешанных вдоль длинной стены Малого зала (бывшего цеха завода "Манометр"). На них сплошь тихий Ленинград: укромный дворик на Охте, Смоленское кладбище, Озерки, пейзажи, бытовые сценки, выписанные широким "скупым" штрихом в 3-4 цвета, без деталей, но точно по сути, ярко, сочно. Непарадность, подчеркнутая лаконичность - это из арсенала художников круга Александра Арефьева, зачинателя питерского нонконформизма, собравшего вокруг себя единомышленников еще в конце 40-х. Шагин-старший был в этой группе одним из самых ярких и самым "теплым", "домашним". Если подняться по заводской лестнице на галерею, то тут на беленой стене еще и его акварели из дачной жизни, с ходу, домашние натюрморты и пляжные зарисовки.
Наталья Жилина, тоже "арефьевка", в конце 60-х вместе с сыном, будущим лидером "митьков", поселившаяся на Васильевском, изображала то, что видела вокруг, - ленинградские проходные дворы, проспекты и набережные, суда у причалов... Все во вполне арефьевском духе, без внимания к подробностям и стремления к внешней красоте, плотно, без зазоров по цвету и тонко по настроению. Тут уже есть питерские масштаб, линейность, простор, в котором, однако, всегда находится местечко для пешеходов, бредущих вдоль парапетов с собачками, обнимающихся парочек...
Владимир Шагин хотел, чтоб Дмитрий стал моряком, а не художником, памятуя, видно, о годах в тюремной психиатричке в 60-х, но сын из морского взял лишь тельняшку да усвоил родительский взгляд на жизнь: не обращать внимания на мелочи, быть терпимей к обстоятельствам. Такой подход к действительности, конечно, сказался на живописи.
Продолжая семейное дело, Дмитрий Шагин приправил его сказочностью и шалопайством. Среди нескольких десятков развешанных в центре зала его работ, полных бородатых матросов в ватниках и телогрейках, есть полотна совсем свежие, продолжающие большие циклы: серия "Митьки и космос" пополнилась, например, сюжетом, где космонавты и астронавты (тоже, как уверяет Шагин, смотрящие "Белое солнце пустыни") выпивают с Верещагиным. Есть новые работы, обыгрывающие советские плакаты, а также достижения живописи ХХ века. Шагин, скажем, "одел" в тельняшку квадрат Малевича.
У Дмитрия, конечно, встречаешь произведения, лишенные митьковской "карнавальности" и перекликающиеся с родительскими, с "арефьевскими", насыщенным цветом и будничностью сюжетов, например "Дорога домой по Васильевскому", "Мой дом в сугробах" и другие. Но в целом в этом отделе выставки просто отдыхаешь, а не оцениваешь идеи художника.