Вас иногда называют "подводным Гагариным". Как, по-вашему, похож океан на космос?
Анатолий Сагалевич: И глубоко под водой, и далеко за пределами Земли люди работают в замкнутом пространстве - сходство в этом. Но космос есть космос - техническая гонка в этой сфере влияет не только на науку, но и на обороноспособность страны. Поэтому во всем мире туда будут вкладывать гораздо больше денег, чем в исследования океана. Хотя океан ближе и там много ресурсов: и минеральных, и био-, и энергетических - углеводороды, газогидраты. Некоторые крупные ученые считают, что надо сначала недра исчерпать, а потом уже в глубь океана лезть. Но, на мой взгляд, если придерживаться такого принципа, можно навсегда остаться в хвосте.
Спроектированные вами аппараты "Мир" с 2011 года не используются по назначению: первый стал музейным экспонатом, второй стоит без дела на борту научно-исследовательского судна. Скучаете по погружениям в своих мини-субмаринах?
Анатолий Сагалевич: Да, знаете, ведь столько на "Мирах" сделано… Но вообще-то, последние три года я в качестве консультанта помогаю китайцам. Они строят аппарат для погружения на максимальную глубину - 11 тысяч метров - с целью исследования желобов и впадин. Это районы глубже шести тысяч метров, по площади всего 2% дна Мирового океана. Я хочу спуститься с китайцами на эти глубины: там наверняка будет много открытий.
Сами собираетесь испытывать китайские аппараты?
Анатолий Сагалевич: Ну, я же был пилотом-испытателем "Миров", на которых опустился на 6120 и 6170 метров. Так что почему бы и нет? Мне, правда, всего-навсего 78 лет.
Ну, вы сами любите повторять, что у вас все только начинается.
Анатолий Сагалевич: Да, я даже стишок написал в свой день рождения, 5 сентября: "Желтеют листья, скоро осень. А мне всего лишь семь да восемь". Все очень просто.
Океанскими впадинами интересуются многие. Вам наверняка известно, что исследователь Арктики Артур Чилингаров и путешественник Федор Конюхов собираются спуститься в желоб Тонга - второй по глубине после Марианской впадины, - в котором пока еще никто не бывал. Что вы об этом думаете?
Анатолий Сагалевич: А на чем они предполагают это сделать? Чилингаров после нашего погружения под лед на Северном полюсе в 2007 году спросил меня, какое место считается самым глубоким. Я ответил, что котловина Челленджер в Марианской впадине. "Я должен там побывать!" - заявил тогда Артур. Я объяснил, что для этого нужно соответствующее техническое устройство, глубоководный обитаемый аппарат. "Давай построим! Сколько это стоит?" - не унимался Чилингаров. Нормальный аппарат стоит минимум 50 миллионов. Так мы ничего и не построили. Конюхов тоже спрашивал, не хочу ли я разработать для них аппарат. Но я уже строил такого типа машину, и сейчас мне это для научных исследований не надо.
Как называлась эта машина и для каких целей предназначалась?
Анатолий Сагалевич: Я участвовал в создании мини-субмарины Deepsea Challenger, которую задумал сделать мой ученик, известный американский режиссер Джеймс Кэмерон. В 2012-м он спускался на ней в эту самую котловину Челленджер.
Почему вы не погрузились с ним?
Анатолий Сагалевич: Это одноместный аппарат, он не подходит для научных исследований. Пилот сосредоточен на безопасности погружения. А нужен еще и ученый в кабине, который разбирается в обстановке, в биоразнообразии и не отвлекается на управление. Зачем мне просто так спускаться в эту впадину - чтобы шапкой помахать: вот, мол, я и это могу?
Вы помогали Кэмерону снимать легендарный фильм "Титаник". Как вы познакомились?
Анатолий Сагалевич: Понимаете, все шло к тому, что Советский Союз вот-вот рухнет и денег не будет. А мы только что собрали свои глубоководные обитаемые аппараты и произвели фурор в мире. Двухместное судно, которое может опускаться на глубину около шести тысяч метров, - это в конце 80-х никому и не снилось! Тогда мы сделали с американской фирмой IMAX Corporation первый полуторачасовой фильм "Титаник", очень успешный. Мы спускались на "Мире" на дно Атлантического океана к обломкам парохода "Титаник". Их огромная кинокамера стояла внутри нашей мини-субмарины. Оператор снимал через центральный иллюминатор, а пилот управлял, глядя в боковой. Было непросто, но мы это сделали.
Потом уже Кэмерон снял с нами четыре фильма, один из которых тот самый "Титаник". Он работал только с нами, потому что, во-первых, у нас было два аппарата, а во-вторых, они были признаны лучшими в мире по техническим характеристикам. Всего за время киносъемок он погружался на "Мирах" около 50 раз.
Вы с Кэмероном стали друзьями после этой работы?
Анатолий Сагалевич: Мы с ним в чем-то похожи. Я инженер по образованию, но учился всю жизнь заочно: сначала окончил Всесоюзный заочный энергетический институт, потом без всяких аспирантур защищал диссертации, когда уже работал в Институте океанологии. В общем, я самоучка, можно сказать, как и Джим. Вначале он работал в Голливуде токарем, за плечами имел лишь один курс университета по специальности "морская биология". Он многому научился за время наших подводных съемок - перед погружением в Марианскую впадину Кэмерон представил меня как своего ментора.
Не завидовали тогда своему ученику? Все-таки он стал третьим после ученых Жака Пикара и Дона Уолша, которые совершили такое погружение еще в 1960-м.
Анатолий Сагалевич: Нет, я к этому абсолютно спокойно отношусь. Джимом в какой-то мере двигала рекордомания. Его это волновало, он очень хотел побить рекорд Дона Уолша. Сам Уолш в это время переживал, был унылый. Я ему говорю: "Дон, что ты? Все равно ты был первым. Пойми самое главное: ты Гагарин подводный!"
У вас не бывает рекордомании?
Анатолий Сагалевич: Не думаю об этом. Я вообще не сторонник рекордов в этих делах, нездоровое соревнование к хорошему не приводит. Это просто такое… самоудовлетворение, что ли. Люди этим больны. Нужно делать дело, а не рекорды ставить.
Но люди же хотят почувствовать себя героями?
Анатолий Сагалевич: В глубоководных погружениях героизма-то особого нет, понимаете? Все зависит от возможностей и надежности аппарата, который вы сделаете на земле.
Тем не менее вы получили звание Героя России за рекордное подледное погружение на Северном полюсе в 2007 году, когда спустились на 4 тысячи метров. Когда вы это делали, разве не чувствовали, что совершаете нечто неординарное, героическое… не тревожились?
Анатолий Сагалевич: Нет. Я знаю свое дело и полностью осознаю, что на глубине моя жизнь лишь в моих руках. Риск можно минимизировать за счет профессионализма. Например, на Северном полюсе мы уходили под лед в маленькую дырочку. Там и гирокомпасы не работают. Мы многого не знали, это было впервые, как выход в космос. Моя жена, остававшаяся на борту ледокола "Россия", который участвовал в этой экспедиции, спросила: "Ты знаешь, что это стопроцентный риск?" Я ответил: "Двестипроцентный!" Но, откровенно говоря, даже при двухсотпроцентном риске я был уверен, что вернусь. А вот Артур Чилингаров, погружавшийся со мной в батискафе "Мир-1", оставил сыну, который был на ледоколе, письмо с заголовком "Вскрыть, если я не вернусь". Разница в том, что он погружался впервые и многого не знал. А у меня более пятисот погружений, все нюансы давно известны.
За себя вы не переживаете, а за коллег? Вот, например, когда вы уже вернулись из-подо льда, а "Мир-2", пилотируемый Евгением Черняевым, еще был под водой, вы волновались?
Анатолий Сагалевич: Я думал о них. Но наш "Мир-1" уже прошел - второму было проще, потому что мы подсказали путь.
Неужели вы совершенно ничего не боитесь?
Анатолий Сагалевич: Наверное, человек, один раз сильно испугавшись в детстве, потом уже ничего не боится. А я во время Великой Отечественной войны пережил сильный испуг и два года не мог говорить. Недалеко от нашего дома в Купавне, под Москвой, в склад боеприпасов попала бомба. Я был один в избе, мне было три с половиной года. До сих пор помню, как все задрожало, от взрывной волны вылетели стекла. Мама меня вытащила из-под кровати скрюченного… Но, может быть, это и не влияет на страх. Надо трезво относиться ко всему и знать, что ты делаешь.
Раз вы не сторонник глубоководных погружений ради рекордов и считаете, что они имеют смысл только как способ исследования, скажите, какое научное открытие в океане вам кажется самым важным?
Анатолий Сагалевич: Самое крупное открытие в глубоком океане - это обнаружение гидротермальных полей, где совершенно иной животный мир. Открыли их американцы в 1977 году на Галапагосском рифте. Этого явления очень не хватало для объяснения особенностей теплового баланса между землей и океаном - после его обнаружения многое встало на свои места. Было открыто 800 новых организмов, которые живут в полной темноте - не за счет фотосинтеза, как все остальные, а благодаря хемосинтезу, совершенно другому механизму.
Вы удивились, когда впервые увидели эти гидротермальные источники своими глазами?
Анатолий Сагалевич: Это произошло в 1988 году. Когда мы ушли из зоны гидротермальных полей, то часа два сидели в полном онемении. Я видел до этого видеозаписи, но вживую это все равно впечатлило. Мы просто сидели и смотрели. Хотя надо было брать образцы, фотографировать, видеозаписи делать. Мы все успели, но первое впечатление было ошеломляющее. Потому что обычно на дне океана довольно скудный животный мир - так, отдельные рыбки. А здесь просто буйство жизни, оазис в пустыне.
Как вы ощущаете себя, когда находитесь в глубине океана: как песчинка, как гость или как хозяин?
Анатолий Сагалевич: Человек, находясь там, будто сливается с природой.
Холод или недостаток кислорода на глубине не ощущается?
Анатолий Сагалевич: Там нормальное давление, декомпрессию потом делать не надо. Система регенерации воздуха работает. Есть аварийные дыхательные аппараты на случай задымления в кабине. Обогревателей нет - воздух греют человеческие тела и аппаратура. Но холоднее 12-13°С не бывает. Пилот работает в хэбэшном комбезике, но, как правило, под одеждой пот ручьем течет. Там ведь все время нужно двигаться, образцы брать, а не просто сидеть и смотреть.
Помимо исследований биоразнообразия и ландшафта океанского дна вы участвовали в экспедициях к затонувшим кораблям - к тому же "Титанику" ведь не только ради съемок спускались?
Анатолий Сагалевич: Не только, разумеется. Помимо "Титаника" был еще "Бисмарк", японская подводная лодка I-52, "Комсомолец", "Курск", деревянная шхуна XIX века… Первой была атомная подводная лодка "Комсомолец", затонувшая в 1989 году в Норвежском море на глубине 1700 метров. Похожая экспедиция была в 2000 году к подлодке "Курск". Она лежала в Баренцевом море на глубине всего 108 метров, но после взрыва от носа и до рубки у нее ничего не было, все было вырвано.
Еще у вас запланировано кругосветное плавание с погружениями в разных точках Мирового океана.
Анатолий Сагалевич: В планах-то это уже давно. Но, как говорят, съесть-то он съест, да кто ж ему даст? Аппараты "Мир" простаивают потому, что денег на исследования с применением глубоководных обитаемых аппаратов не выделяется. В 2009 году я погружался с Владимиром Путиным на дно Байкала. Четыре часа спускались - такая была длинная аудиенция. Он, конечно, обещал помощь, но так ничего и не получилось.
А недавно на совещании в администрации президента решили, что глубоководное исследование океана с помощью обитаемых аппаратов нерентабельно и что их могут заменить устройства, которыми человек управляет по кабелю, глядя в монитор, как в телевизор, либо вообще роботы. По сути, вывод такой, что аппараты "Мир" можно выбросить на помойку.
Но так обстоят дела не во всех странах. В США, например, постоянно совершенствуют аппарат Alvin, способный опускаться на 6,5 километра. Китай прогрессирует. Там введен в строй аппарат на семь километров и, как я уже говорил, строится другой, до 11 тысяч метров. В Шанхае создан специальный центр по исследованию глубоководных желобов и впадин.
Были слухи, что какой-то миллиардер готов спонсировать вашу кругосветную экспедицию.
Анатолий Сагалевич: Миллиардер спросил меня, сколько это стоит. Я ответил: "Примерно как один футболист". Дальше приехал его финансовый директор и сказал, что начальник сейчас занят другими делами: скупает яхты, детей рожает. Миллиардеры - они такие люди, знаете, инфантильные: сегодня скажут одно, а завтра передумают. Тот, правда, ничего не обещал, просто сказал: "Мы подумаем". Сейчас люди не готовы в такое вкладываться.
И все-таки вы не оставляете надежд, не бросаете океанологию.
Анатолий Сагалевич: Я с подводными аппаратами работаю пятьдесят лет - практически всю жизнь. И к разному привык. "Мирами" сейчас заинтересовались китайцы - у меня на столе лежит соглашение, скоро оно будет рассматриваться в Академии наук. Суть в том, чтобы использовать наши аппараты с китайского судна и за китайские деньги. "Миры" требуют капитального ремонта. Раз в десять лет любые подводные аппараты надо разбирать: прочные сферы, в которых люди погружаются под воду, нуждаются в испытаниях сначала в камерах высокого давления, а потом в глубоком океане. Последний раз мы перебирали аппараты "Мир" в 2004 году. Китайцы готовы их ремонтировать.
Если бы у вас было неограниченное количество денег, куда бы вы сейчас отправились?
Анатолий Сагалевич: Как раз в эту давно запланированную кругосветку. Изучал бы гидротермальные поля. Их ведь на сегодняшний день около восьмидесяти в Мировом океане обнаружено. Это года на три работы.