Чем жил Воронеж накануне первой русской революции

Февральский переворот, с которого началась постимперская история России, по новому стилю приходится на 8-16 марта. С чем к нему подошли в провинции, можно узнать из подшивки "Воронежского телеграфа". Коммунальные катастрофы, "левый" алкоголь и курс на импортозамещение - многие сюжеты 1917 года за сто лет не утратили злободневности.

Эхо войны

Лицо Воронежа тогда определяла Первая мировая. За счет военных, беженцев и пленных немцев население удвоилось. Это усугубило трудности со снабжением.

По улицам "без всякой видимой надобности" и увольнительных билетов шатались солдаты. Начальник гарнизона генерал-майор Тимковский отмечал, что они одеты неряшливо, не по-военному - и "не исполняют правил при езде по конно-железной дороге и на трамваях". Чтобы наладить дисциплину, Тимковский приказал отпускать нижние чины их в увольнение лишь при крайней нужде. По главной улице - Большой Дворянской - им разрешалось ходить лишь с одной стороны, левой (той, где стоял и стоит памятник Петру I), а в конке ездить, не заходя в вагоны.

От тех, кого командировали в столичные города, требовалось избегать "безобразных выходок, брани, угрозы, не цепляться за буфера, не стоять на подножках, а также не позволять себе садиться внутри вагонов". Командующий войсками "приказал напрячь всю энергию и силы к поддержанию строгого порядка". За проступки рядовых и ефрейторов расплачивалось их начальство. В середине месяца Тимковский проверил госпитали и обнаружил, что санитары помогают коллегам в "светской" больнице, служат кучерами и поварами, а то и вовсе сидят без дела. Всех годных к строевой он велел отправить в части.

Из прифронтовой полосы в Воронеж перебирались в основном старики и женщины с детьми. Прожить на паек было трудно, люди активно предлагали себя в качестве репетиторов, экономок, портних, мастеров по ремонту одежды и техники. Публиковали и объявления вроде "Беженка отдает собаку сетер-гардон в хорошие руки". Некоторые устраивали гаражные распродажи: "Случайно привезен и продается недорого товар: носки, самозажигалки, расчески, чулки, теплое белье, копировальная бумага, ваниль, шафран, кремни для зажигалок, бромистый калий, призервативы, иодопорум" (орфография сохранена).

По прежним адресам, в западные губернии, на имя переселенцев направляли денежные переводы из Америки. Газета объясняла, как получить их через Петроградский почтамт.

Любопытно, что уже тогда возникла мысль изучать историю беженства. Очевидцев призывали без стеснения описывать все до мелочей - жизнь до войны, эвакуацию, освоение новых мест и возвращение домой, присылая рассказы в Комитет княжны Татианы Николаевны. Но люди ждали от него конкретной помощи. А комитет в феврале закрыл в Воронеже свое бюро труда и дом трудолюбия для беженок.

Еврейские беженцы - к марту 1917-го их здесь было около четырех тысяч - создали свое бюро труда, общество взаимопомощи беспроцентными ссудами и потребсоюз, при котором вскоре открыли магазин. "Коммерческая сторона в новом кооперативе поставлена образцово", - признавали местные предприниматели. Общество распространения просвещения между евреями в России проводило в Воронеже концерты. Сборы, видимо, шли на содержание национальных школ (многие дети из местечек не знали русского).

За две копейки в день

Если в городе не хватало вакансий, то в сельской местности - рабочих рук. Крестьян мобилизовали в армию, военнопленные заменить их не могли. Газета подчеркивала, что на новые партии немцев рассчитывать не приходится, а имеющихся для обработки полей не хватит. Не оправдалась и надежда на "инородцев из Туркестанского края и Сибири": их задействовали в прифронтовой полосе.

Городская дума обсуждала, не привлечь ли "желтую расу". В 1916-м управление КВЖД поставило на российский рынок труда 50 тысяч китайцев - в основном они работали на железной дороге, в копях, на заводах и на заготовке леса. Дровяной "голод", собственно, и заставил воронежские власти думать о гастарбайтерах: в морозную зиму горожанам не могли доставить нужные объемы топлива. Условия найма в Харбине были жесткими: партия - от тысячи человек, срок занятости - от девяти месяцев, доставка за счет работодателя (от Владивостока до Воронежа - 113 рублей за "голову", обратно - 55). Плюс снабжение паспортами, теплой одеждой, обувью и инструментом. Правда, часть расходов можно было вычесть у китайцев из зарплаты.

На 1,75 копейки в сутки наемника следовало обеспечить жильем, топливом, освещением и питанием. В зависимости от квалификации ему нужно было бы платить от одного до 4,2 рубля за десятичасовой трудовой день (при пяти выходных в месяц). На 40 рабочих пришлось бы содержать одного "старшинку", на сотню - еще и переводчика. Вдобавок тот, кто привез мигрантов, должен был оплатить дополнительных городовых и стражников - по одному на 50 китайцев.

И все бы ничего, да артели азиатов работали хуже русских! По опыту других регионов, землекопы выполняли от силы половину нормы, сельхозрабочие - 80 процентов.

Жизнь в "хвосте"

Решать проблему с дровами гласные (депутаты) не торопились - по выражению хроникера, ввиду непреодолимой склонности к спасительному отдыху после "трудов праведных". Как будто и не минуло этих ста лет.

Вообще-то готовые дрова лежали в окрестных лесах. Но грузить их было некому, спецпоезда назначать не спешили. Вагоны шли медленно, в Воронеже время отнимало повторное взвешивание дров. А продавали их на единственном складе. Простояв в "хвосте" на морозе по 10-15 часов, люди нередко уходили "с поникшей головой и с холодом безнадежности в душе". Отчего не делали больше складов? Не хотели увеличивать цену дров (хотя "частники" это делали, и воронежцы не бунтовали).

Управа объясняла, что заготовленные дрова уже проданы военным, а рубить новые мешают сугробы и дефицит работников. Сотня пленных немцев помочь не могла - чистила от снега пути. Кое-кто из гласных предложил ввести для всех "лошадных" горожан и крестьян повинность - возить дрова на своих подводах. Но этим крепостническим идеям ходу не дали.

Те, кому посчастливилось раздобыть дрова, тащили их на салазках: возниц не хватало, да и цены у них были аховые. В полиции, однако, считали, что салазкам с тяжестями на тротуаре не место - мол, это мешает "свободному движению публики".

Не проще было и с углем. Когда цена на него взлетела, воронежцы, в свое время получившие антрацит с железной дороги, легкомысленно продали запасы.

Городские власти хотели сэкономить топливо, отказавшись от уличного освещения. Но в думе сочли, что это ударит "по очень чувствительным нервам". "Мы - не Европа, - заметил купец Клочков. - Уже в настоящее время, в связи с дороговизной, "хроника происшествий" и в других городах и в нашем Воронеже отмечает усиленный рост краж… Нельзя погружать город в темноту и создавать средневековые условия жизни, когда, наоборот, все особенности этой жизни требуют света, света и света".

Свет по карточкам

Керосин для ламп из продажи почти исчез. Чтобы не жечь его зря, гласные предложили закрывать магазины на час раньше и перевести Воронеж на летнее время. Между тем лавочники, получавшие керосин от управы, начали отпускать его по завышенным ценам или только с другими товарами. Хитрецов наказывала полиция. За торговлю "с нагрузкой" можно было схлопотать до трех месяцев тюрьмы или штраф до трех тысяч рублей.

Карточки на керосин выдавали только владельцам жилья. В феврале полагалась одна порция на кухню и по две на пару комнат. Квартиранты могли посидеть при свете у хозяев. Отпускали горючее и для керосинок (по две порции) - но только тех, что были показаны при переписи. В конце месяца керосин на канцелярии и магазины не выделяли. Мастерские могли получить его, если работали круглые сутки на оборону. К концу месяца порция керосина составляла полфунта, и ее планировали урезать вдвое. "Там, где горело четыре лампы, - должна гореть одна и вместо четырех часов один", - разъясняли власти.
Между прочим в "Телеграфе" сообщалось, что железнодорожники ("персонажи" и без того отрицательные) отлили для себя 300 из 650 пудов керосина, полученного на город и Воронежский уезд.

"…только и приходится думать о том, где добыть хлеба, топлива, керосину, - сетовал анонимный автор. - Многие уже приноравливают свои занятия к дневному свету: встают, как только начинает рассветать, и ложатся, когда начинает темнеть".

Вдобавок по области бушевали вьюги. Заметало железнодорожные пути и дороги. В начале февраля застряли все поезда в районе Валуек. Некоторые дома на окраине Воронежа занесло до крыши, их откапывали соседи. Судя по заметкам, улицы, как и сегодня, исправно чистили главным образом в центре. В слободах Ямской и Придаче жителям приходилось разгребать снег "ногами, а иногда даже и собственной грудью".

От мороза в домах лопались трубы. Водовозы поднимали цены - дабы не отставать от "дроводеров", мясников и булочников. В торговле тогда родилось немало перспективных схем. Например, в Павловске ткани по вечерам дорожали на 20-25 процентов. Причем один из ушлых лавочников пустил слух, что если надбавку запретят, то он свой бизнес и вовсе закроет.

Без блинов не остались

Весь месяц "Воронежский телеграф" публиковал отчеты с заседаний Госдумы по "жгучему" продовольственному вопросу. "Расстроен и продолжает расстраиваться тыл, а тыл питает армию", - замечали хроникеры, критикуя оптимизм министра земледелия Риттиха. Тот, в свою очередь, считал, что масштабы дефицита преувеличены.

Причиной сбоев в поставках называли "расстройство транспорта". В Тамбовской губернии к железной дороге подвезли восемь миллионов пудов пшеницы, но отправить дальше их не удалось. В Валуйки поезда приходили с опозданием на полсуток, а сельдь из Астрахани задержалась так, что наполовину сгнила. "Застряли" в 12 верстах от Воронежа стекла для керосиновых ламп - их не могли доставить больше месяца. В Лисках из-за отсутствия энергоресурсов перестали принимать мясо в холодильник, где хранили убоину для армии. На станции скопились десятки тысяч пудов говядины. Руководство подумывало о том, чтобы реквизировать проходящую цистерну с нефтью.

Еще сложнее было там, где имелись только грунтовки. В Павловском уезде "мобилизованное" зерно оказалось полусырым, сушить его было негде, а впереди маячило весеннее бездорожье. Исчез с прилавков сахар, что вызвало "голод" у горожан. Крестьяне же к сладкому были равнодушны и охотно продавали "запасец". Однажды скупщики набрали по селам несколько возов рафинада и повезли в чайные Воронежа. Сбыв три фунта сахара, семья могла приобрести на рынке пуд ржаной муки.

В преддверии Масленицы воронежцы открыли охоту на "блинную" снедь. "Продукты положительно вырывают из рук, - сообщала газета. - Когда появляется на базаре продавец с горшком сметаны или молока, о цене уже никто не спрашивает… Картина ажиотажа полная". Философски настроенный автор добавлял: "Нет антрациту, нет керосину, нет сахару, мало муки, невероятно дорога сметана, масло, яйца, нет дров, - но блины у русского человека будут, без блинов он жить не может".

Другой первостепенный продукт продавали на ярмарках из-под полы. Автор из Богучара вызнал у нетрезвых земляков, что из-за жесткой конкуренции "винокуренные заводы" сильно понизили цены.

К концу февраля губернские новости все больше напоминали сводки о боевых потерях: "с местного рынка стали исчезать… рис, крупа, мыло, табак и чай". Когда уездная управа попросила у уполномоченного по продовольствию пшеничной муки к Пасхе (по фунту на каждого из 288 тысяч жителей), тот отказал. Похожее прошение подали иудеи. Им муку для мацы предполагалось отпустить. Чтобы определить необходимое количество, в Воронеже и пригородах спешно пересчитали всех евреев. Вышло около семи тысяч человек, больше половины составляли беженцы.

Спаси себя сам

Почуяв, что перебои с продуктами - это надолго, воронежцы стали налаживать самообеспечение. В городе появилось первое товарищество огородников, которое собиралось разбить грядки и снабжать своих членов (а также лазареты и учреждения, работавшие на армию) овощами и ягодами по себестоимости. Повсеместно открывались потребительские общества. Например, кооператив "чинов гражданского ведомства" готовился поставлять недорогой картофель, сахар и керосин. В Павловске решили засеять городские земли зерновыми.

Газета тем временем поставила вопрос об… импортозамещении: "Все переживаемое дает нам горькие, незабываемые уроки … так что сразу трудно даже учесть, что у нас хуже всего, с чего надо начать исправляться?.. Ощутительнее всего сказывается отсутствие, или точнее, весьма слабое развитие нашей техники: это привозное, то привозное, а главным образом все немецкое. А ведь как давно уже было сказано, что "может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов российская земля рождать"… Но где же они? Отчего до сих пор не появились? … нет общего неодолимого тяготения к прогрессу".
Автор призывал усиленно нести техническую культуру в массы и учителей брать, "как и в древние времена", на Западе. Не допуская только, чтобы те забирали патенты, оттирая русских изобретателей на задний план. Публицист призывал открывать курсы английского и французского для детей и взрослых, в том числе в деревне.

В одном из следующих номеров "Воронежского телеграфа" опубликовали объявление: "Самоучка-изобретатель, 18 лет, ищет занятий. Знаком с уходом за паровыми машинами и локомобилями. Знает теорию механики".

Экран и сцена

Бытовые неудобства не отбили у горожан вкуса к развлечениям. Газета пестрела анонсами фильмов с Верой Холодной и другими звездами немого кино. Чего стоят одни названия: "Так вот тебе, коршун, награда за жизнь воровскую твою…", "Беда от пылкого сердца", "Марионетки рока" ("исключительно роскошная программа"), "Ревность из-за гроба"… Власти подозревали, что среди картин попадается откровенная порнография, и предлагали полицейским предварительно просматривать новинки.

Экстренное заседание гордумы посвятили таким насущным вопросам, как строительство еще одного театра и открытие филиала московского юрфака. Гласные еще не знали, что сюда эвакуируют Дерптский университет.

Вечные темы поднимала реклама, предлагая волшебные средства от гонореи и сифилиса, дряхлости и переутомления, импотенции и худосочия. "Пропала коза", "Пристала свинья" - обыватели переживали свои мелкие происшествия, пока в Петрограде вершилось "Великое Событие", как его сразу же окрестили.

Вооруженное восстание началось 23 февраля (по новому стилю - 8 марта), но читатели "Телеграфа" узнали об этом не сразу. Здесь перепечатывали публикации крупных столичных газет, которые 25 и 26-го попросту не вышли. С 28 числа прекратили поступать и сообщения от штаба Верховного Главнокомандующего.

Лишь 3 марта воронежцы прочли обращение к населению империи: "Граждане! Совершилось великое дело: старая власть, сгубившая Россию, распалась. Комитет Государственной Думы и Совет рабочих депутатов организуют порядок и управление в стране. …Нужно кормить армию и население… придите на помощь Родине хлебом и трудом".

Одновременно опубликовали послание губернатора Михаила Ершова: "Разными путями доходят до нас известия о необычайных происшествиях в столицах Империи. Слухи о них противоречивы и не дают точного представления о положении дел. Но …пред всеми нами стоит одна великая задача… - чтобы Россия благополучно пережила ниспосланные ей Богом тяжкие испытания и победоносно отразила грозного врага". Всякие беспорядки и междоусобия грозят стране гибелью, писал Ершов, призывая сограждан соблюдать спокойствие.

"Полное спокойствие может дать только Общество страхования жизни "УРБЭНЬ" - словно возражали ему на последней странице. Как мы теперь знаем, рекламодатель наивно заблуждался.