- Воевать со своими - у нас это в голове не укладывалось, - говорит Виталий Анатольевич. - Но именно на Лубянке, потом в ГУЛАГе, я себя все время спрашивал: "Зачем воевать со своими?" И были грешные мысли: немец, когда вошел в 41-м в Харьков, к нам лучше относился.
Он вспоминает, как был потрясен приходом фашистов в его город. Ему просто постучали в дверь. Он открыл, дома был один - родители уехали на работу. На пороге стоит немецкий солдат. А в квартире голос Левитана по радио рассказывает, что под Харьковом идут упорные бои, красноармейцы и ополченцы "героически бьют фашистскую нечисть". А "она" стоит и молчит.
- Отстраняет меня, заходит, - вспоминает Беликов, - я за ним. Он подошел к гардеробу. Открыл. Там форма отца.
- Коммунист? - спрашивает.
Я знаю, что если сказать, "коммунист и комиссар", всех - маму, отца и меня 16-летнего, расстреляют.
- Нет, - говорю, - радиоинженер. Это его форма.
Закрыл. В буфете увидел банку повидла. Взял и ушел. Так немцы вошли в Харьков. Без боев. Сразу открыли комендатуру. А нам Левитан, пока фашисты его не отключили, неделю, а то и больше, рассказывал, что Харьков не сдается. На деле нас никто и не защищал. Мы вообще не видели наших войск.
Через неделю-другую тот же солдат и его командир поселились в квартире Беликовых. Сначала Виталика выгнали из его комнаты. Потом всю его семью из дома. Их вызвали в комендатуру и сообщили, что как честь "им предоставлена возможность выехать на заработки в Германию". У них отняли паспорта, разъединили и угнали в Германию в товарном поезде. Сначала парень рыл траншеи. Потом его "повысили" - перевели на частную мебельную фабрику под Берлином. Вместе со стульями и шкафами фабрика собирала ящики для снарядов и упаковку. Еще два цеха делали снаряды и гранаты. Туда, как "образованного" - с 9-ю классами, и определили парня - за токарный станок. Изготовлять снаряды.
- Понимал, что против своих, - признается Виталий Анатольевич. - Но это не все. Мы жили в общежитии, сами ходили на работу, в обед нас хорошо кормили, у нас был выходной и свободное передвижение по Берлину. Я там, в кино ходил. Но это ничего не меняло. В феврале 1945-го мы толпой двинули навстречу нашим. В марте встретились. СМЕРШ всех проверил и сразу, молодых - в армию, пожилых - домой. Я опять пошел на Берлин. Был к окончанию штурма 11 мая.
После срочной службы в 1947 году Беликов приехал в Москву, как фронтовик экстерном сдал школьные экзамены за 10-й класс, в котором не учился. Поступил в МИИТ. В 1949-м, когда возвращался со свидания с девушкой, его около 23-00 остановила машина НКВД.
- Вы Беликов? - Он кивнул. - Пройдемте с нами.
Привезли в Главное управление НКВД СССР на транспорте.
- Мы вас пригласили, чтобы откровенно поговорить - как вам в Москве? Как в МИИТе?
Он сказал, что хорошо. Лишь с годами догадался, что если бы "клюнул", и начал говорить, кто и за что критикует советскую власть, спасся бы.
- Вы неоткровенны.
Ушли. Оставили чай и бутерброды. Предложили: "Отдыхайте на диване". Он лег и уснул детским сном. Уверен был, все прояснится. В 06.00 его будит молодой лейтенант:
- Вот ваш ордер на арест. Собирайтесь.
Допросы вел его ровесник. У него была привычка: каждый раз приходил в разной форме - железнодорожника, летчика, танкиста. На вопрос - зачем? - ответил по-детски: "У меня таких форм - целый шкаф. Могу любую". Они часами говорили о погоде, кино и просто ни о чем. А когда следователь показал написанный им протокол допроса, Беликов удивился:
- Я такого не говорил. Про Германию, что мне там было хорошо.
Следователь выписал ему пять суток карцера. И пропал. Потом его вызвал полковник и зачитал решение особого совещания НКВД - десять лет ИТП.
- А суд? - поразился Беликов. - Мне следователь говорил, что на суд я могу вызвать свидетелей.
- Это и есть суд. - был ответ.
И добавил, что надо было "держать язык за зубами, не трепаться как "там" в кино ходил".
Свой срок Беликов отбывал в лагпункте "Березовка" на Севере. Валил лес в ночную смену до 1956 года. Самое яркое воспоминание - день смерти Сталина - 5 марта 1953 года.
- У нас было утреннее построение, - рассказывает Виталий Александрович, - А тут Левитан скорбным голосом… Мы замерли. Думали, опять война началась. А он: "Сталин умер". Что тут началось. Все 800 человек "Ура-а!" кричат и остановиться не могут. Шапки вверх кидают. Все - политические, уголовники, охрана, все кричали "Ура!". Начальник лагеря срочно приказал закрыть ворота. Братание было таким, что опомниться не могли. Даже начальник лагеря, до сих пор помню, старший лейтенант Чупраков, подошел ко мне:
- Как же теперь будем жить?
Беликов улыбался в беспамятстве. А потом была амнистия - для уголовников и отказ в амнистии политическим. Беликову в пересмотре дела отказали. На свободу он вышел "по справке" - в 1956 году после ХХ съезда КПСС. В паспорте сохранялась запись о том, что он осужденный. Это не давало права возвращения в Москву или жизни в больших городах. Домой он смог вернуться лишь в конце 60-х.
Реабилитирован в 1986 году.