Какие важнейшие задачи развития страны должна решать РАН?
Александр Макаров: Важнейшие задачи, которые должна решать РАН, поставлены Стратегией развития науки и технологии, утвержденной президентом страны. В этом документе названы глобальные вызовы, которые стоят перед Россией. В частности, это нагрузка на окружающую среду, риск потери продовольственной, лекарственной и информационной независимости, опасность превращения России в научно-техническую периферию, низведенную до роли донора талантливых кадров, и так далее. Академия наук должна предложить свои подходы к каждому из этих глобальных вызовов, а также прогнозировать новые вызовы, анализировать сценарии возможного их развития и преодоления.
Но вообще роль академии в жизни страны гораздо шире. Перефразируя Маяковского, можно сказать, что академия и страна - это близнецы-братья. В стране должна быть одна главная структура, которая отвечает за развитие науки. Сейчас у нас их очень много - и Академия наук, и ФАНО, и минобрнауки. Но исторически всегда развитие науки, ее научно-технологическое развитие определяла академия. Кстати, в ее Уставе 1836 года сказано: "Академия наук есть первенствующее ученое сословие в Российской Империи". Эти слова, мне кажется, и определяют роль РАН для нашей страны. Так что уверен: будет хорошая академия наук, и наша страна будет не хуже, а даже и лучше многих других стран, ведь научно-технологическое развитие - это основа развития любого государства.
Создание в России академии наук прямо связано с реформаторской деятельностью Петра I, направленной на укрепление государства, его экономической и политической независимости. Император понимал значение научной мысли, образования и культуры народа для процветания страны. По его указу 8 февраля 1724 годы была открыта Петербургская академия наук. Ее деятельность с самого начала позволила занять почетное место среди крупнейших научных учреждений Европы. Этому способствовала широкая известность таких корифеев науки, как Леонард Эйлер и Михаил Ломоносов.
Но время ставило новые задачи, которые не в полной мере решались Петербургской академией (позднее - Императорской) академией наук. Свидетельство тому - Указ Александра II от 24 декабря 1863 г., предписывавший академии "составить проект нового устава и штата с целью усилить ученую деятельность академии, направив оную преимущественно на пользу России".
В истории России ХХ века академия активно участвовала в масштабных модернизационных проектах - например, в реализации плана ГОЭЛРО, осуществлении атомного и космического проектов.
Стратегия поставила перед наукой важнейшие задачи, но каков механизм их реализации?
Александр Макаров: Прежде всего это акцент на междисциплинарные исследования. Поэтому, кстати, так важно объединение трех академий - "большой", медицинской и сельскохозяйственной. Теперь лучшие ученые фундаментальной науки, которыми всегда была сильна академия - а это прежде всего физики, химики, биологи, математики - смогут работать совместно со специалистами, которые занимаются медициной, сельским хозяйством. Это позволяет ставить и решать принципиально новые задачи.
Я не хочу сказать, что сегодня кто-то мешает проводить такие совместные исследования. Понятие "лаборатория без стен" - всемирное. Но когда объединение академий произошло, вопрос ставится иначе: не конкретный институт с кем-то ведет совместные работы, а все должны работать со всеми. Медики и ученые в сфере сельского хозяйства могут пользоваться достижениями генетиков и других ученых из "большой" академии.
Что касается механизма реализации Стратегии, то выделил бы еще один важнейший момент. Это внедрение научных разработок. Дело в том, что нередко приходится слышать, что академия по своей сути заточена исключительно на фундаментальные исследования, и не ее дело превращать идеи в технологии. Категорически не согласен. Есть немало институтов, например, в Сибири, которые на реализации своих проектов зарабатывают хорошие деньги. Кстати, по закону сейчас можно образовывать компании при институтах. И мы создали компанию, которая полностью принадлежит нашему институту, через нее коммерциализируем собственные разработки. К примеру, выполняем заказы минздрава, создаем биочипы - средства молекулярной диагностики. Скажем, один биочип может одновременно проанализировать несколько сотен аллергенов. И это всех интересует.
Пожалуйста, нет никаких проблем, организуйте фирмы и выходите на рынок. Или продавайте лицензии на свои патенты. Правда, здесь появились серьезные проблемы. Дело в том, что международные патенты стоят больших денег. И если раньше РАН на конкурсной основе поддерживала международное патентование, то после реформы в 2013 году все это закончилось.
Поэтому одно из моих предложений - воссоздать в академии наук этот механизм поддержки патентования за рубежом, иначе на мировом рынке мы обречены на отставание, и никаких инноваций у России не будет. Вот конкретный пример: у нашего института 12 международных патентов, которые поддерживала академия. Сейчас мы вынуждены частично от них отказываться, нет денег. Но конкуренты из американских компаний только и ждут, чтобы мы отказались. Они уже подали свои патентные заявки, очень похожие на наши, эти заявки находятся в стадии рассмотрения. Но вряд ли получат, пока наши патенты перекрывают им кислород. Как только мы откажемся, им тут же могут дать патент, они продают лицензию - все. Мы полностью утрачиваем приоритет.
В законе о госакадемиях особый акцент сделан на роли РАН в экспертизе крупных проектов. Как, по-вашему, будет реально осуществляться это участие?
Александр Макаров: В законе действительно эта функции прописана, но у нас законы сами по себе не работают. Нужны подзаконные акты. До сих пор нет документа, вменяющего в обязанность всем министерствам и ведомствам проводить экспертизу своих проектов в РАН. Кстати, в советское время именно так и было. Например, именно академия завернула печально знаменитый проект поворота сибирских рек. То есть формально академии вроде бы дали какие-то возможности проводить экспертизу, но реального механизма нет, а потому я не слышал, чтобы крупные, важные проекты направляли в РАН на проверку.
Однако руководство академии утверждает, что экспертизу уже прошли тысячи различных документов…
Александр Макаров: Да, я читал отчет, что академия прорецензировала около 10 тысяч заявок. Но где результаты анализа? Откуда эти заявки поступили? Что с ними было дальше? Ничего не понятно. Сказано, что часть отчетов низкого качества. И что с ними стало? Завернули, деньги вернули, прекратили финансирование? Никакой ясности нет. Но тогда какой смысл такой экспертизы?
И честно говоря, меня поражает сформированный в РАН корпус экспертов - 7 тысяч человек. Зачем столько? У нас нет такого числа высококлассных ученых мирового уровня. Скажем, в моей науке максимум три-четыре сотни ученых, которые могут реально провести экспертизу на высоком уровне. Словом, если РАН по закону доверили важнейшую функцию, то давайте выпустим постановление, которое сделает ее реальностью, обяжет, по крайней мере, крупные проекты обязательно направлять на экспертизу в РАН. И только после вердикта ученых направлять проект в министерства, в правительство. Это повысит ответственность академии, заставит работать на максимуме.
И конечно, академия просто обязана проверять, как работают те, кто непосредственно занимается наукой - научные фонды и минобрнауки. Скажем, в министерстве есть целевая программа по финансированию исследований и разработок. Годами она была подотчетна только министерству, и вот недавно те, кто ей занимался, уволены. Мне кажется, именно академия могла бы периодически оценивать, как выполняется эта научная программа.
Известно, что из денег, выделяемых бюджетом на науку, академия получает около 15 процентов, остальное расходится по разным министерствам и ведомствам. Кто-то оценивает, насколько эффективно они расходуются?
Александр Макаров: Насколько мне известно, это остается тайной за семью печатями. И, по-моему, прямая функция академии - проводить такой анализ. Посмотреть, какого уровня исследования ведутся на деньги налогоплательщиков. Но повторяю, для этого нужны подзаконные акты, которые бы сделали академию реальным экспертом.
Какие три внутренние проблемы РАН мешают ей сосредоточиться на вопросах развития? Какие видите пути их решения?
Александр Макаров: Прежде всего это противостояние с ФАНО. Ссора длится практически три года, а дивидендов для академии она не принесла никаких. Зато ФАНО их получает. Оно показывает, что люди в академии работают неэффективно, а во всем обвиняют ФАНО. Агентство медленно, но верно завоевывает кредит доверия у своих институтов. Что делать? Я бы взаимодействовал с ФАНО на основе взаимовыгодных компромиссов. Пока игра идет в одни ворота. Агентство забирает себе все больше и больше функций. Академия только высказывает недовольство. Кстати, ФАНО с самого начала сделало очень правильный шаг, создав Научно-координационный совет. Конечно, в пику президиуму РАН. Он был сформирован из довольно бодрых, относительно молодых членов РАН. Все они с удовольствием участвуют в работе совета, где реально обсуждаются интересные и важные вопросы. И главное - все публично.
И это понятно, у ФАНО деньги, а значит, от него зависит жизнь институтов. А у РАН их почти нет. Как известно, кто платит, тот и музыку заказывает.
Александр Макаров: На самом деле все не так просто. Академии выделяется 4,5 миллиарда рублей, но у нее может быть очень приличная "внебюджетка", размер которой никто не знает. Например, у нее осталось знаменитое здание на площади Гагарина. А на крыше расположен большой ресторан, который, судя по отзывам, очень активно работает. Недалеко автостоянка, где тариф 50 рублей в час. А всего у академии около 400 объектов недвижимости в оперативном управлении по всей стране. Какие средства все это приносит академии? Когда институты принадлежали РАН, считалось, что внебюджетные средства расходуются, в том числе, и на их содержание. А сейчас? Согласованная численность сотрудников аппарата РАН составляет 580 человек. Мне кажется, это очень много для такой маленькой организации. Если меня выберут президентом, в первую очередь займусь вопросом о том, сколько у академии внебюджетных средств и на что они расходуются.
После принятия федерального закона от 27 сентября 2013 г. № 253-ФЗ "О Российской академии наук, реорганизации государственных академий наук и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации", РАН является федеральным государственным бюджетным учреждением. Бывшие институты РАН, Российской академии медицинских наук и Российской академии сельскохозяйственных наук перешли в ведение созданного Федерального агентства научных организаций. Законодательно на РАН возложены ключевые полномочия по научно-методическому руководству отечественной наукой и выполнению функций главного экспертного органа государства в научно-технической сфере.
Вернемся к ситуации с ФАНО. Вы знаете, что многие академики обвиняют его в том, что оно вместо решения хозяйственных вопросов влезает в научные, даже создает параллельные академии структуры по управлению наукой. Нарушает принцип "двух ключей", который поддержан руководством страны. Поэтому ученые предлагают подчинить ФАНО академии, сделать его хозяйственной частью.
Александр Макаров: Думаю, не секрет, что создание ФАНО, которое якобы должно решать сугубо хозяйственные вопросы, имело куда более глубокий смысл. Это неудовлетворение руководства страны работой академии. В чем многие ученые не хотят себе признаться. И продолжают во всем винить ФАНО. Но это совершенно неконструктивная, проигрышная позиция. РАН должна реально оценить ситуацию, в которой она оказалась. Во-первых, очевидно, что при нынешних противоречиях между ФАНО и РАН принцип "двух ключей" работать не будет. И надо себе честно признаться, что у кого деньги, тот все и определяет. ФАНО волей-неволей должно оценивать, на что эти деньги оно выдает институтам. И насколько эффективно они нами расходуются.
Поэтому призывы, что, давайте жить без ФАНО, мне кажется, перспективы не имеют. Они ставят академию наук в положение просителя. Жалобы на ФАНО, мне кажется, к никаким последствиям не приведут. Более того, в конце концов, они могут "неприятно" отозваться на самой академии. Я не говорю, что ФАНО должно существовать вечно. Но пусть академия сначала себя проявит в новом качестве и покажет, что она, что называется, позарез нужна государству. Говоря громкими словами, сделаем РАН полезной для страны. Вот тогда с позиции силы, осознания своей нужности, уже можно что-то требовать.
Но руководство академии сообщает, что в правительство представлены перспективные проекты. Разве это не говорит о нынешней важной роли РАН?
Александр Макаров: Да, какие-то проекты представляют, но что дальше? Кто их финансирует? Вспомним, как работала академия наук в советское время. Она предлагала очень масштабные проекты, которые играли важнейшую роль для экономики страны. И по ним принимались постановления ЦК КПСС, под каждое создавалась научная программа, выделялось финансирование. А сейчас я не могу назвать ни одного действительно масштабного проекта, который бы инициировала РАН. Даже при разработке Стратегии развития науки и технологий академия не была инициатором. Она нередко идет в разрез с течением жизни в государстве. Отстает от времени, его запросов.
Какие еще внутренние проблемы РАН вы считаете наиболее острыми?
Александр Макаров: Считаю, что в РАН недостаточно эффективно используется потенциал Отделений. А ведь там есть ученые мирового уровня. Но чем они занимаются? Выборы новых членов, утверждение директоров, рассмотрение отчетов. И, по сути, все. Мне кажется, основная работа академии должна делаться в Отделениях. Им надо придать куда больший вес. Например, они могли бы помочь кардинально изменить работу со СМИ. На мой взгляд, академия провалила эту важнейшую сферу. Сравните сайт РАН и других организаций. Наш посещают в пять раз меньше, чем сайт МГУ, хотя в университете в два с половиной раза меньше народа. Значит, наш сайт не пользуется популярностью, и академия не видна в общественной жизни. А ведь сейчас роль социальных сетей возросла как никогда. А мы что делаем в этом направлении? Ничего. Академия должна быть тем местом, где обсуждаются все наиболее интересные вопросы отечественной и мировой науки, стать основным арбитром в вопросах, о которых спорит общественность, ее голос люди должны слышать постоянно. А получается, СМИ сами по себе, а академия сама по себе.
И еще важный вопрос, на котором хотел бы остановиться. Вот мы говорим, что деньги переданы ФАНО, оно музыку заказывает. А почему бы РАН не создать Попечительский совет? Давно назревшая вещь. Он есть в МГУ, в Санкт-Петербургском университете, в РНФ, в Физтехе, в Онкологическом центре Герцена. Что мешает академии создать попечительский совет и пригласить туда крупных людей? Может, с ними и денежки потекут?
Каким должен быть баланс между приоритетами и исследованиями по "широкому фронту" в фундаментальных исследованиях?
Александр Макаров: Этот баланс определяется теми, кто финансирует науку. Деньги ФАНО мизерные, причем они сокращаются, сегодня это около 70 миллиардов рублей в год. Их хватает институтам только на самое необходимое. Основной "финансист" науки - это различные фонды, которые проводят конкурсы и победителям выделяют гранты. Но надо понимать, что на отдельные гранты прорывные масштабные проекты не сделать. Говоря образно, можно изготовить хорошие пуговицы, какие-то элементы костюма, но полностью костюм вы не сошьете. У меня в институте практически все лаборатории работают по своим грантам, срок их действия 3-5 лет, и я не могу им сказать, все это сворачивайте, надо заниматься одной крупной темой. Это большая проблема. Есть еще госзадания, но их хватает только на должностные оклады. Гранты намного весомей, поэтому ученые стремятся их выигрывать.
Стратегия научно-технологического развития Российской Федерации утверждена Указом Президента Российской Федерации № 642 от 1 декабря 2016 г. Учитывая решающую роль науки и технологий для развития страны, Стратегии был придан особый статус - она приравнена к Стратегии национальной безопасности. Стратегия определяет ключевые приоритеты научно-технологического развития как систему целей и требований к результатам, которые ожидают государство и общество от науки. Например, переход к персонифицированной и прогностической медицине должен способствовать повышению качества жизни наших граждан, а переход к передовым цифровым, интеллектуальным производственным технологиям обеспечить конкурентоспособность нашей экономики и промышленной сферы.
Вы утверждаете, что РАН обязана инициировать крупные проекты, но, как выясняется, денег на них просто нет. Где же выход?
Александр Макаров: К примеру, в бюджете Москвы в прошлом году профицит вроде бы составил 300 миллиардов рублей. Его решили потратить на снос пятиэтажек и новое строительство. А если бы академия выступила с каким-то обоснованным проектом, может, выделили бы на него хорошую сумму? То есть сначала должно быть действие, надо что-то предложить, а потом думать, где деньги найти. И объяснить важность проекта широкой общественности. Лучше ее поднимать не против ФАНО, а против того, что денег не дают на прорывные проекты, скажем, на медицину.
Будущее науки - талантливая молодежь. Как планируете привлекать ее в науку, дать в дальнейшем возможность наилучшим образом проявить себя?
Александр Макаров: Считаю, самая сложная проблема - вернуть в обществе интерес к науке. Сделать ее интересной полезной, рассказывать о ней так, как это делают в других странах. Когда я работал во Франции, видел, как по субботам на многих площадях устанавливают временные павильоны и там ученые читают лекции. Народу полно, объясняют все, что угодно. Сегодня о гомеопатии, завтра о СПИДе, потом о бозоне Хиггса… И то же самое в школах. Мне кажется, что академия совершенно упустила эту работу. Когда я был аспирантом, мы курировали школу № 57, наши ученые читали там лекции, вели практику, на эти занятия валом приходили школьники. Потом из них получились сегодняшние академики, например, ректор РНИМУ им. Н.И. Пирогова Сергей Лукьянов.
Это аксиома: хочешь воспитывать будущих ученых, начни со школы, заинтересуй ребят. И рассказывать о самых передовых исследованиях должны те ученые, которые сами работают на передовом крае науке. Это одна из важнейших задач академии.
За всю историю академии существовали различные подходы к организации выборов ее руководства. Надо ли что-то менять в этой системе сегодня?
Александр Макаров: Мне, кажется, в академии организация выборов очень устарела. Не то чтобы я кому-то не доверяю. Доверяю абсолютно, и сам несколько раз работал в счетных комиссиях, но грустно смотреть, как все это проводится. Во-первых, огромные очереди за бюллетенями. Неужели нельзя по-другому организовать? Сами бюллетени сделаны на ксероксе. Опять же, не то, что я кому-то не доверяю, но люди все разные, и подсчет этих галочек ведется вручную пожилыми людьми. Они могут что-то пропустить, что-то не учесть. Никто глобально это не проверяет. Это все выглядит крайне архаично, не применяется никаких электронных считывающих устройств. И это в академии наук! По-моему, это нонсенс. И еще. Я бы в бюллетени внес графу "против всех". Потому что порой слышу мнение, что "нас ни один кандидат не удовлетворяет". Почему бы этим ученым не дать право таким образом высказать свое мнение.
С самого своего основания академия являлась высшим научным государственным учреждением России. Ее члены состояли на государственной службе, а деятельность регулировалась указами императора. До 1803 года академия подчинялась непосредственно императору, который назначал президента и академиков. С 1803 года император предоставил академии возможность самой выбирать академиков, оставив за собой право утверждать их, а также назначать президента академии. Сама академия была передана в ведение министра народного просвещения.
С февраля 1917 г. Императорская Санкт-Петербургская академия решением Временного правительства стала называться Российской академией наук. Впервые был введен принцип выборности руководства. К этому времени общая численность научных и технических сотрудников академии достигла 220 человек, в том числе - 44 академика. В нее входили 5 лабораторий, несколько обсерваторий, музеи.
В июле 1925 года ЦИК и Совнарком СССР приняли постановление "О признании Российской академии наук высшим ученым учреждением Союза ССР". Академия подчинялась непосредственно Совету министров СССР, совместно с отраслевыми институтами обеспечивала решение задач, определяемых директивным планированием Государственного комитета Совета Министров СССР по науке и технике и Госплана СССР.
Выборы президента Академии наук СССР осуществлялись общим собранием. В 1989 году АН СССР включала 323 академика и 586 членов-корреспондентов. Сегодня президент академии избирается из числа академиков Академии сроком на 5 лет. Избранный Общим собранием президент вступает в должность после его утверждения правительством РФ. Распоряжением правительства от 17 июня 2014 г. № 1068-р установлено предельное количество членов РАН 2154 человека, в том числе 948 академиков РАН и 1206 членов-корреспондентов РАН.
Александр Александрович Макаров родился в 1950 году, окончил Физический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова. В 2008 году избран академиком РАН, является директором Института молекулярной биологии им. В.А. Энгельгардта РАН. Академик Макаров известный ученый и организатор науки, он внес крупный вклад в биомедицину, биоинженерию и биотехнологию. Автор более 200 статей и патентов. Приглашенный профессор университетов Франции и США, научный советник Международного центра по генетической инженерии и биотехнологии ООН (Италия). Под руководством академика Макарова разработана, запатентована более чем в 10 странах и коммерциализирована первая в мире технология трехмерных биологических микрочипов - инновационного диагностического метода, заменяющего собой аналитическую лабораторию. Он награжден орденом Почета и орденом Александра Невского, является кавалером ордена Почетного легиона (Франция).