- Суть нефтегазового спора уместно рассматривать в контексте интеграционных процессов на постсоветском пространстве. Есть у Беларуси с Россией уникальный проект - Союзное государство на принципах равноправия. Пока этот проект в полной мере не реализован. Изначально, как известно, планировалось принятие Конституционного акта Союзного государства и создание наделенных большими полномочиями наднациональных органов управления. Затем возник второй интеграционный проект, предложенный президентом Казахстана, - Таможенный союз, который строился уже на иных принципах. Распределение таможенных пошлин и решение других вопросов в этом интеграционном объединении идет пропорционально вкладу экономик стран-участниц. Это заложило в Таможенный союз, а позже и в Евразийский экономический союз внутреннее противоречие. Ведь если нет равноправия сторон, то рано или поздно возникает конфликт интересов участников. Малые страны в ЕАЭС плохо защищены документами сообщества. Фактически у них нет возможности отстаивать свои интересы через органы управления ЕАЭС, когда происходят разногласия. А они то и дело возникают.
Например, до вступления в ЕАЭС Кыргызстан имел высокую долю в ВВП от транзита ширпотреба из Юго-Восточной Азии, но взял обязательства сократить трафик. Была выработана целая программа компенсации выпадающих доходов: строительство крупных ГРЭС за счет российских инвестиций, рывок в развитии перерабатывающих отраслей. Но с началом конфликта между Россией и Западом инвестиционные потоки иссякли. У Казахстана тоже то и дело возникают товарные споры. Беларусь еще на этапе создания общего электроэнергетического рынка в ЕАЭС предельно ясно обозначила свою позицию: невозможно создать общий рынок электроэнергии ЕАЭС без создания общего рынка газа. В Новгороде и Пскове газ стоит 60-65 долларов за тысячу кубометров, а для Беларуси российский газ стоил в прошлом году 137 долларов за куб, с 1 января - 141 доллар. То есть проблема налицо. Беларусь должна была перейти к равнодоходным ценам на газ, примерно таким, как у российских потребителей по согласованному графику интеграции. Но пока происходит обратное. В результате сейчас возник спор по сумме в 600 млн долларов. В рамках общего товарооборота непринципиально. Обострение вопроса в политической плоскости сейчас произошло, можно сказать, потому, что были исчерпаны все аргументы для защиты своих позиций с юридической точки зрения.
К слову, нынешняя ситуация не уникальна. До создания Таможенного союза Беларуси и России был спор по пошлинам на нефтепродукты и по цене на газ. И тогда дело дошло до того, что Беларусь стала закупать нефть в Венесуэле. Все шло к практически полному замещению российских углеводородов. Дело в том, что цена на нефть и газ не является ценой, связанной с издержками производства. Сейчас баррель нефти стоит около 50 долларов. Себестоимость добычи в Персидском заливе - 5-10 долларов. В Западной Сибири повыше, но это непринципиально. Проблема цены на нефть и газ вообще не из области экономики. Это вопрос о прибылях и сверхприбылях. И, в конце концов, тогда как раз и был заключен Таможенный союз, возник график перехода на равнодоходные цены на газ, убрали таможенные пошлины на нефть и нефтепродукты для Беларуси. И у нее отпала необходимость в альтернативных проектах. Комбинация поставок альтернативной нефти сейчас может быть другой. Это вопросы решаемые. Хотя, я надеюсь, что до этого не дойдет. Наши президенты, скорее всего, как обычно, в итоге встретятся и решат вопрос. Беларусь и Россию связывают столько ниточек и канатов, что я бы не переоценивал влияние нынешних нефтегазовых разногласий. Во всех союзах, включая ЕС, идут точно такие же споры и лоббирование по поводу квот поставок товаров на общие рынки и доступа к инвестиционным фондам между малыми и большими экономиками.