Стою у серой железной двери закрытого фонда Дарвиновского музея. Сопровождающая меня сотрудница, хрупкая девушка, с трудом тянет на себя ручку и заглядывает в просвет:
- Игорь Вячеславович, мы к вам!
Дверь открывается. За ней еще и металлическая решетка - прутья толстые и прочные, как в клетке для свирепых хищников. "Странно. К чему такие предосторожности? Чучела же не могут сбежать?" - думаю я и на ходу прикидываю, как за этим порогом воплощается сценарий хоррора о жаждущих свободы животных-зомби.
Внутри нас встречает Игорь Фадеев, зоолог, ведущий научный сотрудник отдела фондов Дарвиновского музея. За его спиной в странных позах застыли гиена, жираф и три медведя - чучела, конечно. Эти животные вовсе не кажутся страшными, они похожи на бродячих музыкантов: медведи держат в лапах тонкие стволы деревьев, словно грифы контрабасов.
- Помещение для посещения не предназначено, поэтому аккуратнее, - акцентируя каждое слово, предупреждает нас Игорь. - Когда по комнате перемещаетесь, просчитывайте движения, чтобы не зацепиться за когти, рога… в общем, тут много всего.
Внимательно оглядываю зал. Странно, но чучел не так уж и много: у двери на столе застыл заяц в окружении… кажется, хорьков; на полу сидит огромная собака; со стены хмуро смотрят на меня морды антилоп, косуль и оленей; чуть поодаль голова быка - самый грозный из здешних зверей кажется самым гостеприимным.
- Неужели в закрытом фонде так мало чучел? - недоумеваю я.
- Большинство экземпляров спрятано вон в тех огромных шкафах, - поясняет Фадеев. - Это одно из самых крупных хранилищ млекопитающих: примерно 800 чучел среднего и крупного размера. Многим из них по 100 лет. После смерти звери продолжают вести активную жизнь в музее - регулярно посещают выставки; все время появляется новая информация, дополняющая их и без того интересные биографии. А оборудование у нас такое, - хранитель подходит к высоким шкафам и открывает дверь-купе.
Из шкафа вырывается резкий неприятный запах. Внутри на полках притаилось десятка два лисиц и волков: маленькие и большие, испуганные и злые, милые и хитрые.
- Ох, какой аромат… - выдавливаю из себя, не решаясь сделать глубокий вдох.
- Запах, конечно, есть. Большинство животных резко пахнет - понюхайте любую собаку. Специфический запах отчасти сохраняется и у чучел, несмотря на то что шкуры многократно стирают, - объясняет Игорь, кивая на рыжих и серых хищников. - Но этот аромат сейчас выветрится, у нас постоянно работает вентиляция. Здесь поддерживается особый температурно-влажностный режим, контролируются шум, свет и прочие параметры. Это позволяет хранить чучела практически неограниченный срок. Самым старым нашим экземплярам более 150 лет. Может, есть и постарше, но это сложно выяснить.
- Наверное, экспонаты, которым перевалило за сто, как-то повредились? Не всегда же в музее были такие условия хранения.
- Разумеется, за долгие годы состояние чучел меняется не в лучшую сторону. Время не остановишь, хотя мы и пытаемся. Все экспонаты реставрируются по мере необходимости. Вот, например, этот мишка сильно пострадал, - Игорь указывает на одного из медведей-контрабасистов. - Жалко его, лечить надо. Почистим, сделаем укладку, зашьем - будет как новенький.
- Есть у чучел враги помимо времени? Может быть, моль?
- Моль - наш главный враг. Ненасытная блоха для мертвых животных. Но мы о ней постоянно помним и проводим профилактику - целый комплекс защитных мер. Так что полакомиться она, наверное, хочет, да только кто же ей даст?! Пока еще от моли ни одно животное не пострадало.
- А что самое сложное в работе реставратора чучел?
- Заделывать разрывы и трещины на шкуре. Здесь нужны буквально хирургические навыки. Размочив шкуру, мы аккуратно накладываем швы и залепляем их мастикой. Чучело, которое представляет большую ценность для музея, мы не выбрасываем, даже если оно все изъедено. Заботимся о нем и регулярно подлечиваем.
- В этом году Дарвиновскому музею исполняется 110 лет, к юбилею я готовлю выставку "Обыкновенные необыкновенные звери", - рассказывает Игорь. - Там будут представлены чучела животных, которые на первый взгляд кажутся совершенно обычными. Например, гималайский медведь - вот этот. Что в нем такого, да? - хитро прищурившись, хранитель молчит и испытывает меня своим взглядом, ждет ответа. - Смотрите! На самом деле он альбинос.
- Но он же бурый! - возражаю я.
- Это частичный альбинизм. Да, туловище у медведя бурое, но морда и лапы белого цвета. Абсолютно уникальное животное. Второй такой никому на глаза не попадался. Скоро мишка отправится к таксидермистам - надо его подлатать, почистить. Он ведь изготовлен девяносто с лишним лет назад и на реставрации ни разу не был.
На этикетке, закрепленной на шкуре медведя, написано, что он был отправлен в Дарвиновский музей в 1924 году с выставки. С какой именно, не указано. Но Игорь Фадеев выяснил. Гималайский мишка выставлялся в 1923 году на первой Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Правда тогда он был не чучелом, а просто шкурой.
- Эта выставка - предшественница Выставки достижений народного хозяйства СССР, - поясняет хранитель. - Раньше такие мероприятия посещали первые лица государства. Так что не исключено, что этого медведя сам Ленин трогал.
Игорь открывает еще один шкаф-купе - в нем тьма собак самых разных пород: от совсем крохотных до настоящих великанов.
- Вот этот пес тоже будет персонажем юбилейной выставки, правда, другого ее раздела, - Фадеев показывает на нижнюю полку, где восседает огромная черная собака. - Это ньюфаундленд. Два года назад к нам пришел молодой человек и сказал, что у него в семейном архиве есть фотография собаки, принадлежавшей прадеду. На фото стоит штампик Дарвиновского музея. Мы задумались и стали разбираться. В конце концов по разным документам раскопали интересную историю.
У черной как смоль собаки на груди есть небольшие белые пятна. Сотрудники музея сопоставили фотографию с описанием чучел в хранилище. И, обнаружив в документах упоминание о точно таких же пятнышках, нашли чучело собаки. В книге поступлений, где отмечается каждый экспонат, значилось, что собаку зовут Игорь.
- Представляете, как меня, - смеется хранитель. - Поэтому я так хорошо его запомнил. Вообще-то позже выяснилось, что при записи одну букву добавили: настоящая кличка этого пса - Игор.
Он был добродушным и очень любил своего хозяина. Это один из первых ньюфаундлендов в Москве, а привезен он был из Прибалтики накануне Великой Отечественной войны. Принадлежал пес уполномоченному представителю СССР в Эстонии Кузьме Никитину. Осенью 1941-го в столице творился хаос, и собака потерялась.
- Такой большой и породистой собаке, оставшейся на улице в прифронтовой Москве, было очень трудно. Крупному зверю ведь нужно много еды, - с грустью пересказывает Фадеев биографию Игора. - Побродив по голодной земле, пес прибился к какой-то железнодорожной станции. Там его то подкармливали, то он сам воровал еду и получал за это. В общем, характер у него испортился. Пес стал на всех бросаться, особенно не любил людей в форме. И как-то раз напал на милиционера, а тот начал палить в Игора из нагана. Все семь патронов, что были в обойме, попали в собаку.
- И она осталась жива? - ошарашенно впиваюсь взглядом в чучело Игора и пытаюсь найти на его шкуре отметины от выстрелов.
- Как ни странно, да, - с расстановкой отвечает хранитель. - Пса спасли. Из его тела извлекли почти все пули, одна осталась - в голове. Оттуда вытащить пулю было технически очень сложно. И сейчас, если просветить череп Игора рентгеном, можно увидеть этот артефакт.
- И что же было с псом дальше?
- Потом, когда война подходила к концу, его нашли сотрудники школы военного собаководства в Новогирееве и забрали туда. Им хотелось с его помощью создать новую породу - русского водолаза. Но не получилось.
- Почему?
- Пес после тяжелой травмы стал очень агрессивным. Но его все равно оставили при школе. Он прослыл ужасным зверем, ему дали кличку Буян. Держали в вольере и кормили с палки. Однако потом в его судьбе случился очередной чудесный поворот.
- Куда уж чудеснее спасения от семи пуль!
- Как-то раз его отправили на выставку собак. Заперли в крепкую клетку, повезли. И именно на эту выставку приехал старый хозяин Игора - Кузьма. Он узнал пса. А пес - хозяина. Собаку словно подменили, она снова стала послушной и ласковой, как до войны. Кузьма забрал ее обратно в семью, где она прожила еще несколько лет, до 1950 года.
- А как пес попал в Дарвиновский музей?
- Хозяин привез труп, понимая, что только в нашем музее смогут сохранить представителя ценной породы. Осталось много фотографий и записок, рассказывающих о последних годах Игора. Пару лет назад эти сведения попали в музей, и мы восстановили прижизненную биографию пса.
- Хотите увидеть самый первый экспонат музея? - хранитель подводит меня к столу. - Пожалуйста, знакомьтесь: это заяц-беляк.
- Хм, но он же черный, - снова удивляюсь я неочевидной характеристике животного.
- Он меланист. Поэтому и черный. Животные-меланисты в природе встречаются реже, чем альбиносы. Меланизм - это вариант фенотипа, при котором окраска зверя намного темнее, чем у его собратьев. Сама окраска образуется пигментами. Они бывают как в недостатке, так и в избытке. Когда пигмента не хватает, получаются альбиносы, полные или частичные, как тот гималайский медведь. При избытке меланина появляются вот такие странные животные, как этот смуглый заяц-беляк. Про одного из наших пятерых зайцев-меланистов, но точно не про этого, даже заметка была в охотничьей газете конца XIX века. Там написано, что охотник, который подстрелил этого зайца, сначала подумал: "Господи, неужели я кошку убил?" - смеется Игорь. - Мелькнуло ведь что-то темное. Потом охотник все же подошел к жертве - и еще больше удивился, когда увидел зайца, черного, как сапог.
Первый экспонат основатель музея Александр Котс выкупил у создателя московской школы таксидермии Федора Лоренца в начале XX века. Шкуру этого зайца Лоренц нашел в Охотном ряду, куда попадала дичь со всей европейской части России. Таксидермист был известен в кругу охотников, поэтому стоящие шкуры они откладывали для Лоренца.
- Что этот заяц первый, мы узнали, когда просматривали записи в старой книге поступлений: он там значится под номером один, - Игорь достает из шкафа тяжелую толстую тетрадь и открывает нужную страницу. Осторожно проводит по ней рукой. - Смотрите, как новая. Также мы нашли старые фотографии экспоната и подставку, на которой он сейчас сидит. Сравнив имеющиеся данные и чучело, мы поняли, что это по всем параметрам замечательный заяц - не только черный, но еще и первый.
На полке сидит крупная лохматая собака с перевязанной лапой.
- Что за повязка? - интересуюсь я.
- Обычная этикетка с номером экспоната - примотали к лапе, чтобы не оторвалась. А вот у самой собачки история удивительная, - интригует Игорь. - В 1945 году ее подобрали в Берлине советские солдаты. Она прибилась к нашей саперной части, которая занималась разминированием города после капитуляции фашистов. Как выяснилось, пес был обучен искать мины. Единственная проблема - он не понимал команд на русском языке.
- Ну правильно: все-таки в немецкой армии служил.
- Скорее всего. Но где, когда и как - это останется тайной, потому что собачка и тогда не могла сказать ни по-русски, ни по-немецки, а сейчас и подавно ничего не скажет, - улыбается Игорь. - Ее привезли в Москву и отдали все в тот же питомник служебного собаководства в Новогирееве.
- Интересно, судя по окрасу, это немецкая овчарка, - разглядываю я пса. - Но почему шерсть такая длинная?
- Да-да, вы все правильно говорите. Это чистопородная немецкая овчарка, - замечает мое замешательство хранитель. - Раньше длинная шерсть была нормой, а сейчас считается дефектом и не входит в стандарт породы.
- И как долго такой красивый и, наверное, редкий в Советском Союзе пес прожил в питомнике?
- Он пробыл там долго и уже на старости лет попал в Дарвиновский музей. Но не как экспонат, а как охранник. Всю свою пенсию пес прожил тут. А когда скончался, видите, продолжает служить нам в виде чучела.
- Не жалко было существо, которое знали живым, превращать в чучело?
- Я думаю, если бы собакам предложили выбрать, продолжать посмертную службу человеку или нет, они бы предпочли первое. Так что пес Женька - так его прозвали уже в СССР - остался служить. Как его звали по-немецки, никто, наверное, уже не узнает, - хранитель берет пса за перевязанную лапу. - Хотя, возможно, всплывут мемуары какого-нибудь немца, где будет рассказано, что у него была собачка - длинношерстная немецкая овчарка, обученная искать мины и пропавшая в Берлине весной 1945 года. На самом деле я не удивлюсь, если такое произойдет… Когда у нас есть какая-то зацепка, мы всегда стараемся раскопать всю историю. Это же здорово, что тут, в закрытых хранилищах, наши звери не только залечивают раны, но и обретают свое прошлое.
Государственный Дарвиновский музей основал в 1907 году молодой российский зоолог Александр Котс. Его целью было демонстрировать посетителям не отдельные экспонаты, а знакомить с учением об эволюционной биологии, показывая целые процессы развития жизни на Земле: естественный отбор, наследственную изменчивость, появление видов, формирование основных единиц биологической систематики (родов, семейств, отрядов). Этого принципа в музее придерживаются по сей день.
Сейчас в фондах музея числится почти 400 000 экспонатов, среди которых чучела, скелеты вымерших животных, коллекция из 3608 настоящих птичьих яиц, произведения анималистического искусства: скульптуры, живопись, графика.
В первые годы работы музея главными поставщиками чучел были таксидермическая мастерская основателя московской школы научной таксидермии Федора Лоренца, зарубежные торговые фирмы, Московский зоопарк. Позже экспонаты стали поступать из национализированных частных коллекций, с пушно-меховых баз. Некоторые чучела были переданы музею или приобретены им у известных ученых либо по договоренности с организаторами научных экспедиций. Кроме того, начиная c 1913 года в музее работает собственная таксидермическая мастерская.