Поделиться
В прежние годы по случаю юбилея Ильича принято было заранее вставать на трудовую вахту. Нечто подобное может совершить сегодня и тот, кто обратится к объемному и разнообразному наследию раннего периода правления большевиков, больше известному как декреты советской власти. Взяв за основу 1033 документа, принятых до конца 1918 года, мы выбрали из них самые интересные, важные положения которых действуют и столетие спустя.
Заметим, что вековое испытание выдержали, как правило, не мероприятия ленинцев из области классовой борьбы и сферы собственности, а реально назревшие к осени 1917-го преобразования повседневной жизни. Так, уже на пятый день новой власти, 29 октября по старому стилю, был введен восьмичасовой рабочий день: "Рабочее время, определяемое правилами внутреннего распорядка предприятий [...], не должно превышать 8 рабочих часов в сутки и 48 часов в неделю, включая сюда и время, употребляемое на чистку машин и на приведение в порядок рабочего помещения". За сто лет в рабочем дне ничто не изменилось, рабочую неделю действующий Трудовой кодекс ограничивает 40 часами.
Опубликованный 19 декабря "Декрет о расторжении брака" разом снимал проблемы многих тысяч бедолаг, вынужденных до революции подчиняться более чем суровому семейному праву, при котором развод был редким исключением. Отныне все просто и ясно: "1. Брак расторгается вследствие просьбы о том обоих супругов или хотя бы одного из них. 2. Означенная просьба подается, согласно правилам о местной подсудности, в местный суд. [...] 11. Действие этого закона распространяется на всех граждан Российской Республики, вне зависимости от принадлежности их к тому или иному вероисповедному культу". Вот так и разводятся уже сто лет, разве что забавный термин из п. 9 декрета "бракоразведенная жена" вышел из употребления.
От развода и до свадьбы совсем недалеко - уже на следующий день, 20 декабря, был официально опубликован "Декрет о гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния". Жениться тоже стало проще некуда: "Лица, желающие вступить в брак, словесно объявляют или подают о том, по месту своего пребывания, письменное заявление в отдел записей браков и рождений при городской (районной, уездной или волостной земской) управе. Примечание. Церковный брак, наряду с обязательным гражданским, является частным делом брачующихся". И эта процедура вполне себе сохранилась, впрочем, словесных заявлений в наше время не принимают.
23 декабря 1917 года по старому стилю пришел черед отправиться на свалку истории старорежимной орфографии с опубликованием "Декрета о введении нового правописания". В 13 пунктах нашлось место не только изъятию из алфавита букв "ять" и "фита", а также твердого знака в конце слов, но и правилам переноса. Пятый пункт изложен загадочно: "Признать желательным, но необязательным употребление буквы "ё" (пёс, вёл, всё)". Все, кроме переносов, за сто лет прижилось, и с буквой "ё" проблемы примерно те же. Но с первого раза перейти на новую орфографию не получилось: саботаж начинаний новой власти был делом привычным. Указанный в декрете срок перехода изданий и канцелярий на новые правила - 1 января 1918-го - соблюдался через пень-колоду, понадобился новый декрет, от 10 октября, и новый срок - 15 октября. Белое движение и первая волна эмиграции за "ять" держались по мере возможности, сегодня же старая орфография существует скорее в виде курьеза.
Пункт 3 опубликованного 23 января по старому стилю декрета ленинского Совнаркома (СНК) "Об отделении церкви от государства и школы от церкви" не устарел нисколько: "Каждый гражданин может исповедовать любую религию или не исповедовать никакой. Всякие праволишения, связанные с исповеданием какой бы то ни было веры или неисповеданием никакой веры, отменяются".
Обнародованный 26 января совнаркомовский декрет "О введении западноевропейского календаря" действует более чем благополучно, серьезных попыток повернуть время вспять не зафиксировано. Этот документ был крайне запутан для восприятия граждан, а в действие вступал незамедлительно и неотвратимо. Если ключевую опцию ("Первый день после 31 января сего года считать не 1 февраля, а 14 февраля, второй день считать 15-м и т.д.") осознать было проще, то пункты об изъятии из февральской зарплаты за 1918 год ее части в количестве тринадцать тридцатых многим приходилось перечитывать по нескольку раз.
Печати придавалось особое значение уже в первые месяцы пребывания ленинцев у власти. Ярчайший тому пример - документ от 5 апреля 1918-го "Об обязанности газет печатать декреты и распоряжения органов советской власти". Тогда все было более чем серьезно: "Газетам как утренним, так и вечерним предписывается печатать на первой странице все декреты и распоряжения Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов, Совета Народных Комиссаров, а также распоряжения и приказы местных Советов Рабочих и Крестьянских Депутатов".
Важной показалась Совнаркому общедоступность живописи, тому пример постановление от 3 июня 1918-го "О национализации Третьяковской галереи". Поводом для деприватизации Лениным были прописаны "общегосударственные просветительные функции" знаменитого собрания. И это решение остается в силе все эти годы, аббревиатура ГТГ прочно вошла в сознание ценителей искусства.
Постановление Совнаркома от 14 июня 1918-го "Об отпусках" предписывало: "Рабочие и служащие всех отраслей наемного труда, проработавшие в предприятии, учреждении или у частного лица не менее 6 месяцев без перерыва, имеют право один раз в течение года получить отпуск с сохранением содержания и выдачею его вперед". Установленная ленинской подписью продолжительность отпуска в две недели по тогдашним европейским меркам была шикарной. Решение безотказно действует уже 99 лет, включая прописанную там же возможность более продолжительного отпуска тружеников вредных производств и создания на каждом предприятии графика отпусков с раскладкой на весь год. Упразднен только строгий пункт 4: "Платная работа во время отпуска запрещается".
13 июля 1918-го, за четыре дня до расстрела царской семьи, Ленин подписал декрет Совнаркома "О национализации имущества низложенного российского императора и членов бывшего императорского дома". Достоянием РСФСР было объявлено имущество всех членов дома Романовых, "в чем бы оно ни заключалось и где бы оно ни находилось, не исключая вкладов в кредитных учреждениях, как в России, так и за границей". Статья 3 предписывала всем лицам и учреждениям в двухнедельный срок доложить об искомом имуществе в НКВД, а за "умышленное несообщение" виновные подлежали "ответственности как за присвоение государственного достояния". Основная идея декрета действует по-прежнему, возможность возвращения потомкам прежних владельцев императорских дворцов, имений, сокровищ и далее по списку никогда всерьез не рассматривалась.
Очень злободневно и спустя 99 лет постановление СНК от 27 июля 1918 года "Об ограничении совместной службы родственников в советских учреждениях". Строгости вводились такие: "Не могут состоять на службе: 1) в одном и том же отделе какого-либо советского учреждения, как центрального, так и местного, - лица, находящиеся в родстве или свойстве между собою; 2) в одном и том же учреждении - лица, находящиеся в родстве или свойстве с кем-либо из ответственных руководителей данного учреждения". Собственно, советских учреждений уже нет, а ограничения актуальны, есть даже стремление их ужесточить, что показал недавний казус с попыткой ограничить работу родственников в сфере искусства.
Некоторые акты советской власти, напротив, никак не претендовали на вечность - вот пример декрета от 7 марта 1918-го, в наше время невозможного совершенно: "О введении государственной монополии на спички, свечи, рис, кофе, перец и привозные пряности и о национализации спичечных и свечных фабрик и предприятий по оптовой торговле рисом, кофе, перцем и пряностями".
Итоги нашей трудовой вахты не должны вводить в заблуждение: давно пережившие свое время нормы декретов Ильича, конечно же, исключение из правил, хотя и весьма любопытное и подтверждающее верную в целом истину о непрерывности отечественной истории при прерывистости форм и методов правления. Советскому, и в том числе ленинскому, наследию очень нужно искать в этом непрерывном прошлом как можно более близкое к реальности место, где не может быть только двух красок - черной и белой.