Поделиться
Телезрители наблюдают за вашей карьерой еще с "Бригады". У вас много работы в театре и в кино. Но вы из тех, кто никогда не говорил, что не будет сниматься в сериалах.
Владимир Вдовиченков: Никогда! Да я много работаю. И мне кажется, что работа в сериале - это просто история, которая рассказывается чуть дольше, чем за два часа.
Возьмем одну из последний ваших работ для канала "Россия 1" - сериал "Родина" - российская адаптация. Все-таки роли в нем и в "Оптимистах" отличаются. Что было особенным в роли Бирюкова? Вам пришлось освоить образ чиновника?
Владимир Вдовиченков: Не стану обманывать, что вдруг погрузился в чиновничий мир. Я когда учился в театральном институте, то у меня был педагог - Александр Назаров. Он сказал: "Володя, любой человек, который поступил в институт, может сниматься в кино. Кино - это я в предлагаемых обстоятельствах". Обстоятельства могут быть более "выпуклые" и понятные. Вот, например, в фильме "Родина" обстоятельства для меня были проще. Потому что это - современность с более наплевательским отношением к происходящему. А здесь, в "Оптимистах", как под увеличительным стеклом: история словно приподнята. Режиссер нам говорил, что история подается по-киношному. А для этого есть небольшие актерские секреты. Но самое главное - это понять обстоятельства, в которых ты пребываешь, поверить в них. Это магическое "если бы". И тогда сами предлагаемые обстоятельства заведут тебя в нужном направлении и приведут к тому, что зрителя слегка обманешь. Он будет верить, что ты - персонаж из 60-х. И если не пользуешься мобильным, можно поверить, что каждый день а звонишь по трубке. Зритель готов сам обмануться - ему только намекни, и он уже готов во все поверить. Не нужно этого бояться, паниковать - я не хожу так, как ходили в 60-х. Откуда кто знает, как и кто тогда ходил?
Было ли трудно играть Бирюка?
Владимир Вдовиченков: Начинать было сложно - потом разогрелся-раскачался. Но невероятно сразил масштаб съемок. Когда я приехал на "Мосфильм", то увидел, что в огромном павильоне выстроен шпиль мидовской высотки. С круглыми коридорами, большими окнами... И я оказался в ситуации, когда и велосипед изобретать не надо - все есть. И даже если, условно говоря, представить, что люди меня не знают и я новый человек, сама обстановка мне дала приподнятость. Чувствуешь себя не в своей тарелке, но и персонаж твой должен быть в таком же состоянии. У него - ответственность, и у тебя - также. Мне кажется, совпали внутреннее ощущение актера, которого позвали в важный проект с ощущениями героя, которого поставили на должность в МИД. Он не знает, за что взяться, непонятные подростки вокруг. Надо что-то делать, а что? Ну тогда давайте попробуем. И пошло-поехало. И подростки оказались хорошими ребятами, и режиссер не такой страшный.
Смогли бы вы быть дипломатом и работать в такой структуре?
Владимир Вдовиченков: Мне кажется, это неблагодарный труд. Дипломат часто выражает не до конца понятные ему мысли, выходит из точки А, порой не зная, где точка Б. А путь вынужден освещать, как будто в курсе всего. Но мне кажется, что наши дипломаты - самые-самые в мире. Поэтому их не пробить. И дома у них надежный тыл, и жены, которые говорят: "Иди вперед. За тобой - страна!" И берут в дипломаты морально волевых. После школы я хотел стать дипломатом. Написал в МГИМО - мне даже не ответили. Думаю, туда брали отборных, кристальных, звенящих.
Как вам работалось с Северией Янушаускайте? В жизни она такая же надменная, как на экране?
Владимир Вдовиченков: Нет. Скажем так: у нас в этом сериале были определенные сложности - очень много текста. Это нормально. И текст непростой, профессиональный. Я - носитель русского языка, имею высшее гуманитарное образование, с красным дипломом закончил институт, и то мне было непросто большое количество слов запомнить, уложить, переварить и выдать так, чтобы оно получилось хорошо и вкусно. Северия - литовка. Для нее русский язык - не родной. И как она справлялась с таким количеством текста - это непостижимо. Казалось бы, ерунда. Но 12 часов в павильоне. В чем сложность работы в таких условиях? Ты пришел, все включили, и солнце не садится - ничто не мешает. Ты всю смену в кадре, и час на перерыв. То есть 11 часов все время нужно много говорить. А у персонажа Северии много важной информации. И как она с этим справлялась! До слез! Говорила: "Я не понимаю, как столько можно разговаривать". А в итоге все сделала блестяще. И поэтому нельзя говорить о надменности и позе. Она, бедная, ужом крутилась, лишь бы все было хорошо.
Вы ее поддерживали?
Владимир Вдовиченков: Конечно. Как же без поддержки. Если партнер тебе не говорит, что ты - молодец, кто еще скажет?
А как удалось найти общий язык с девочкой Мартой, которая играла вашу дочь?
Владимир Вдовиченков: Расскажу маленькую тайну. В фильме есть сцена, когда дочь подбегает и плачет. И вот идет репетиция, переставляют свет, и Марта мне шепчет:
"А ты знаешь, почему я плачу? Мама меня больно щипает в комнате! Но все нормально. Мне нравится работать". И побежала дальше. И сразу же нет льда и официоза. Мне кажется, Марта может играть "за себя и за того парня". Даже если ты заболеешь, Марта все за тебя сыграет.
Когда вы работаете в таком фильме, как "Левиафан", это все-таки что-то другое, чем сериал ? Чувствуется, что большое кино?
Владимир Вдовиченков: Я с одинаковой ответственностью подхожу и к той, и к другой работе. В "Левиафане" другая история - более медленная. Если в "Оптимистах" мы снимали 8-10 минут в день, то в "Левиафане" в день выстраивалась лишь одна минута. Каждый план, вплоть до поворота головы. Это другая ситуация, другой режиссер, другой способ воздействия, создания благоприятной обстановки. Условно говоря: если нужно сыграть бизнесмена, можно создать деловую обстановку на площадке, где все носятся туда-сюда. А если нужно создать обстановку тревоги, саспенса, все немножко приземляется. Тише... Спокойнее... Медленнее...
Читала, что ваш кумир - Жан-Клод Ван Дамм. Как вы поддерживаете форму, потому что у вас все роли связаны с хорошей физической подготовкой?
Владимир Вдовиченков: Стараюсь заниматься физкультурой. Я не спортсмен и никогда им не был. Но я - физкультурник-энтузиаст. Если я понимаю, что впереди какая-то роль, где нужно быть подтянутым и стройным, тогда чуть диеты, чуть побольше двигаюсь. Всегда несложно проснуться утром, надеть кроссовки и просто походить по квартире из комнаты в комнату. Как зверь в клетке.
У вас в фильме очень интересно показано старое телевидение...
Алексей Попогребский, режиссер: Мы снимали на Шаболовке целый ряд сцен. Парадокс в том, что если радиозаписи и кинохроника сохранились, то не осталось записей именно телепередач 60-го года - тогда не было магнитной видеопленки. В начале первой нашей серии как раз фигурирует первая магнитная цветная видеозапись в истории человечества - Никсона и Хрущева. Единственное, что удалось нам найти в качестве визуального референса, - фильм, сделанный советским телевидением в 1959 году для западной аудитории. Он на английском языке и показывает все закулисные будни советского телевидения на Шаболовке. Это интересная работа, имеющая четкую функцию пропагандировать советское телевидение во всем мире. Мы снимали в том числе студию, в которой блистательно играет телеведущую Евгения Брик. В одной из серий, кстати, она выдает такую дикторскую скороговорку, что любые трюки каскадеров по сравнению с ней бледнеют. И выдавала она это из дубля в дубль, без сучка и задоринки. Евгения Брик ходила специально учиться к легендарному диктору Игорю Кириллову. Мы многое узнали от него, например, нюанс про наушники, которые лежат на дикторском столе. Диктор в нашем фильме их иногда панически быстро убирает и вешает себе на коленку. Тогда не было динамика, встроенного в стол. Поэтому диктор слушал, что ему говорят через наушники, которые нужно было быстро, перед включением прямого эфира, убрать со стола.
Я во всех своих картинах люблю нюансы профессиональной работы. Это всегда меня интересовало - от врачей и метеорологов до дипломатов и телеведущих. Потому что через труд и нашу предметную деятельность мы свою личностную психику миру несем и передаем. Так что все это мы старались учесть. Кроме одного: на столе у телеведущих лежали голые листки. Папки не было! Но нам она была нужна. И я за эту папку буду биться! Пусть зрители и пишут письма, и говорят, что это было не так.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"