Писатель Георгий Пряхин отпразднует 70-летний юбилей

"Мустафа дорогу строил, Мустафа по ней ходил, Мустафа по ней поехал, а Жиган его убил". Эта считалка из запредельно далекого фильма "Путевка в жизнь" - о беспризорниках, на который мы сбегались всей пацанвой и усаживались на полу перед экраном, была для нас первым волнующим знанием о потусторонней жизни. Мы и сами были голодной безотцовщиной, но еще не "оторвой", и то, что проплывало перед нами на экране... Вот это житуха!.. Мы были на грани такой.

Потом был Антон Макаренко со своей "Педагогической поэмой" и "Флагами на башнях": беспризорники становились трудовыми ресурсами новой жизни.

А потом мы стали большими. Взрослыми то есть. Пережившими войну и период голодных босоногих скитаний с холщовой сумкой через плечо, в которую собирали "Христа ради, тетенька, ну одну картофелину или свеколку... совсем есть нечего..."

И вдруг - "Интернат" в "Новом мире", который открыл нам беспризорников периода оттепели. И новое перо в советской литературе - Георгия Пряхина, воспитанника такого интерната, оставшегося в мире один на один со своей судьбой.

"Интернат" Георгия Пряхина, нашего Жоры Пряхина, вон он сидит напротив, в сельском отделе, на нашем шестом этаже, отданном "Комсомольской правде", в знаменитом здании на улице Правды, 24. Вкалывает Жорка до седьмого пота. Как рано ни придешь на работу, а он уже тут. Заметки в номер, что передали собкоры, правит, готовит к печати. Или собирается в командировку на целину, в казахские степи, которые поднимают к жизни кубанские или украинские хлопцы.

"Интернат" Пряхина потряс своих читателей судьбами маленьких человечков, оказавшихся на задворках великой страны, страны-победительницы. Пряхин пестовал, вынянчивал, выхаживал своих героев, еще не ставших цветами жизни, а только набухшими бутонами, но уже источавшими аромат любви. Вот этот период бутонной спелости и стал пробой пера молодого писателя, оказавшегося и ранним.

Все тридцать пять томов - как опросные листы веков: чего человеку надо и любо? 

Одним из них был мальчик Сережа. В той, первой, жизни он до безумия любил свою маму. Однажды, в первом классе, оказавшись вдали от нее, он не выдержал долгой разлуки и потерял способность слышать звуки материнских шагов. То слышал их за километр от дома, когда она выходила со скотного двора и делала первые шаги к нему. И он по звуку считал эти шаги, пока она не переступала порог. Он, наверное, поэтому, поступив в школу, легко считал до десяти сотен.

А тут вдруг дальше десяти забыл счет. Наотмашь забыл.

То стоило ему залезть на крышу хаты, как он сообщал оттуда:

- Вон там двухголовая гора. Одна голова у нее больше другой.

До гор было сотни километров.

- А в той стороне течет большая река. За ней море.

Обеспокоенная родня позвала ученого мудреца: что с мальчиком? Может, лечить надо - скажи, как и от чего.

Ученый муж по приборам и карте направление сверял. Лишь одну неточность уловил, да не станешь мальцу на нее указывать. Не головы торчат над Эльбрусом с огромными макушками, как виделось мальчику, а прекрасные части божественного женского тела. Это каждый кавказец знает, что Эльбрус в переводе с местного языка на русский означает - девичья грудь.

Подрастет, сам узнает...

...Теперь он не лазал на крышу - бесполезно. Горы ушли за расстояние. Горизонта не было вообще, а дрожало что-то расплывчатое, зыбкое как студень, сваренный мамой.

Затем перестал понимать учительницу. Глядел на нее во все глаза, а в них ничто не отражалось. Кроме недетской тоски... И, наконец, потерял память и разучился говорить. Он стал таять как свечка перед иконой Богородицы... Ученый муж много говорил о каких-то особых талантах мальчика, которым наградила его Вселенная. Какими, знали только двое - мама и Вселенная. Сам он узнает потом, когда вырастет сильным и отзывчивым на беду. А пока мама стала для него той Вселенной, которую он воспринимал во сне и наяву. Только ощущая ее, он открывал окружающий мир. Без этого ощущения его сознание схлопывалось. Не было ничего.

- Ма-ма!

И мир возникал. С этим ощущением он начал его познавать.

Вдруг из него исчезла мама. Совсем и навсегда. А четырнадцатилетний мальчик Сережа оказался в том самом "Интернате", куда Георгий Пряхин его поселил. Это был самый романтический первенец автора, трепещущий и сочащийся ароматом пробуждающейся первой любви, обнесенной по периметру железной решеткой. Сиротская территория.

Георгий Пряхин на литературном небосклоне сразу стал звездой первой величины, а его "Интернат" пошел в тираж советского кинематографа.

Потом он напишет много книг. И каждая из них - как путевка в жизнь для вдумчивого читателя.

Писатель Пряхин как директор Российского государственного издательства "Художественная литература" выпустил тридцать пять потрясающих томов классики литературного народного творчества пятнадцати суверенных государств, бывших в составе СССР союзными республиками. Это документальное свидетельство высокой культуры народов того сообщества: армян, русских, белорусов, украинцев, молдаван, азербайджанцев, грузин, туркменов, таджиков, казахов...

Бесхитростная, но мудрая эта литература, как чаша добра на скатерти-самобранке, переполнена вздохами и охами народов:

• чтобы не было войн и нищеты;
• чтобы и в отчем доме, и в государстве все "жили по правде";
• чтобы сильный не обижал слабого, а помогал ему;
• чтобы люди любились на всю жизнь;
• чтобы на врагов лютых выходили все как один и бились до победы;
• чтобы все помнили: до Бога высоко, до царя далеко - сами решали б свои дела по правде и по совести.

А жить чтоб долго и счастливо в своем Отечестве, а похороненным быть в своей земле...

Все тридцать пять томов - как опросные листы веков: чего человеку надо и любо? И единым выдохом:

- Доброе Отечество на своей земле и долгая жизнь в кругу семьи и друзей. И чистое небо над головой.

Роман-предостережение "Звезда плакучая" и эти тридцать пять томов фольклора выйдут в свет почти одновременно, "взявшись за руки". В рабочее время в "Худлите" Пряхин, выходит, занимался реализацией своего фольклорного проекта. А дома, вечерами, писал "Звезду плакучую"?

- Да, - подтвердил мою догадку Георгий Владимирович, - между ними прямая связь.

- В романе ты сожалеешь о нашем межнациональном разбегании...

- Более чем.

- Потому что часть твоей семьи, тобою наконец-то найденная, оказалась за бугром?

- И потому, что нас в свое время соединили искусственно. А теперь рассоединили по живому. Кто и что от этого выиграл?

- И ты хочешь?..

- Я хотел, чтобы народы бывшего Советского Союза не разучились говорить по-русски.

- Юбилей как встречаете, Георгий Владимирович?

- Нормально. Вот комиссия была из министерства.

- Готовим "Худлит" к акционированию.

Ну, многие лета, дорогой Жора Владимирович!