Только потом я узнала, что свои лучшие стихи Люшнин написал в гитлеровских застенках, выцарапывая их гвоздем на нарах. Его стихи военнопленные выучивали наизусть.
Родился Григорий Иванович 31 августа 1921 года в селе Высоком Рязанской области. Детство поэта прошло в Москве на Соколиной Горе, куда переехали его родители в поисках заработка в тяжелые годы.
Весной 1941 года Григория призвали в армию, воинская часть находилась под Ригой. В одном из первых боев Люшнин был тяжело ранен, попал в плен и оказался в каземате Вильнюсской крепости под горой Гедимина. Зимой 1942 года большую партию пленных перевезли в концлагерь близ города Ней-Бранденбург. Там томились не только советские военнопленные, но и англичане и французы, а под конец войны - американцы и итальянцы.
В двух километрах от лагеря находилось кладбище, где хоронили замученных людей. Однажды ранней весной Люшнин сопровождал повозку с жертвами и встретил заплаканную немецкую женщину, которая осмелилась положить на могилу деревянное блюдо с цветком из тонких стружек. В ту же ночь Григорий посвятил ей стихи:
Солдата зарыли
В сыпучий песок.
На русской могиле
Поднялся цветок.
Пусть он ароматом
Весны не богат,
Убитым солдатам
Зачем аромат?
Он сделан из стружки
Засохшей сосны
Руками подружки
Не нашей страны.
Лежит он на блюде,
Ему не отцвесть.
Хорошие люди
В Германии есть.
Четыре года Люшнин провел в лагерях смерти. У него не было имени, а был только номер 87404. Но человек без имени постоянно думал о России, о Родине.
Девятнадцати лет
Знаю ужасы камер.
Гляньте, даже рассвет
Над решеткою замер...
В апреле 1945 года Люшнину удалось совершить побег. Поэт вернулся в Москву. Первые стихи ему помог опубликовать Самуил Яковлевич Маршак.
Я общалась с Григорием Ивановичем до 1974 года. Жаль, что ничего не знаю о его жизни в последующие годы.
Юлия Федорова, Ногинск, Московская область
Бейте, бейте шомполами,-
Все равно не закричу!
На решетке, сжав зубами,
Гайку ржавую верчу,
На свободе быть хочу!
Вот она, друзья, смотрите!
До нее подать рукой,
И я знаю,
как мне выйти
В мир из камеры сырой,
Хоть и смотрит часовой.
Смотрит, грубо окликая,
С вышки пули сыплет вниз
Есть ли сила в нем такая
Задержать меня -
не знаю.
Я ведь гайку перегрыз.
1943, Концлагерь Ней-Бранденбург
Ты свети, мой фитилек,
Маленькое солнце,
Чтоб тебя найти не мог
Часовой в оконце.
Ведь того не знаешь ты
И не понимаешь,
Сколько доброй теплоты
В душу мне вливаешь.
Фитилек мой, фитилек,
Узника отрада,
Заточенья долог срок,
Ну, а жить-то надо.
Мы с тобою не умрем
От тяжелой доли.
Ты засветишься костром
У меня на воле.
Крошка хлеба на землю упала,
Меньше хлеба на крошку стало.
Где-то в поле неубранном нашем
Сколько зерен лежит у пашен!
Вот собрать бы их вместе -
да в кучу,
Хлеб бы выпекли белый, пахучий.
Мы б окрепли и сильными
стали,
Мы б тюремные стены сломали,
Снова вышли б в бой,
под бомбежку.
Да, жалеть надо хлебную крошку!
У зимы хороший мех -
Звездами искрится.
Это снег, белый снег
За окном темницы.
В нем веселья торжество
Находил когда-то,
На ладонь ловил его
И сгребал лопатой.
Белый снег, мягкий снег,
Словно пух лебяжий,
Упади ты и на тех,
Кто сидит под стражей.
В одиночную камеру Шверинской крепости меня привезли ночью. Утром рано сквозь щель окна пробился свет, и тогда можно было разглядеть серые, исписанные разными фамилиями стены. Я стал искать русские и вдруг заметил под самым потолком рисунок - сердце, пронзенное стрелой, и подпись "Алексей + Наташа". Как мог туда влезть человек? Этот вопрос мучил меня до тех пор, пока я не вспомнил Лешку, который спал рядом со мной на нарах. Это было в самом начале плена.
- Меня зовут Лешка, - представился он.
На другой день у него на нарах появилось выцарапанное гвоздем имя "Наташа". Каждый вечер он вспоминал о ней. Вскоре его увезли от нас на какой-то завод работать. А через месяц мы услышали, что его арестовало гестапо. Перед смертью, видно, Лешка сидел в этой камере. И рисунок - дело его рук. Мне понятно стало, как он ухитрился туда влезть. Кровать была поставлена "на попа" и прижата к стене. На нее-то он и встал, чтобы нарисовать сердце, пронзенное стрелой, и подписать "Алексей + Наташа".
Спасибо вам, Юлия, за рассказ о Григории Люшнине, за память о нем. Чтобы узнать о судьбе Григория Ивановича, я обратился к сотрудникам Рязанской областной детской библиотеки, ведь в послевоенные годы Люшнин много писал для детей. Вот что ответили мне из Рязани: "Получили Ваше письмо о Г.И. Люшнине. Конечно, мы знали Григория Ивановича, в 1970-1980-е годы он приезжал неоднократно в нашу библиотеку, встречался с читателями, есть фотографии. К сожалению, мы ничего не знаем о судьбе Люшнина после 1990 года. Никто даже не может сказать нам, жив он или нет?.."
Будем надеяться, что после сегодняшней публикации судьба поэта прояснится.
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru