Они были конфискованы в 38-м году, когда Берггольц попала в тюрьму по "ленинградскому делу", прочтены следователем и... возвращены Ольге, когда ее вдруг освободили. Она продолжила их вести, вела в блокаду и после, и не думая скрывать того, что видела. Тетради с записями, самыми резкими и откровенными, они с мужем прибивали снизу к дачной скамейке.
После смерти поэтессы в 70-е дневники вывезла из ее квартиры комиссия по литературному наследию и отправила их на "закрытое хранение" - во избежание "ущерба как автору, так и государству". В 1991 году архивы начали открывать, но тут уже наследники их закрыли - и только в 2008-м дали РГАЛИ добро на подготовку издания.
И вот издательство "Кучково поле" выпустило первый том - с записями 1923-29 годов.
- Она была очень откровенная, горячая, душа нараспашку! - говорит готовящая рукописи Берггольц к печати Наталья Стрижкова, заведующая отделом архивных коммуникаций РГАЛИ. - О своей жизни писала во всех подробностях, не скрывая деталей, ничего не утаивая...
Со временем Ольга начнет писать во всех подробностях о своей личной жизни - и с недоумением, непониманием и ужасом - о гибели близких. А пока, в 12 лет, в первых строках дневника пишет о том, как она боится контрольных работ, попивает пиво на именинах тети и стыдится танцевать с мужчинами. Девочка, воспитанная в традиционной семье с крестными и кумовьями, бабушками и дедушками, ходит в церковь, держит посты, исповедуется... Но при этом, родившись человеком социальным, открытым миру, на ходу перестраивается, ломает себя в ломающемся вокруг старом мире, слово "бог" пишет то с большой буквы, то с маленькой.
"Я на сильном переломе: я разуверилась почти что во Христианах, а Бог? - он так далеко... [...] Да, христиане! Вот они - слова пустые! Хотя бы наша бабушка. Она молится богу, исповедуется, а первая сплетница!"
Восклицательных знаков в первой половине книги - по 5-6 в каждом абзаце. А еще - шаржи, шарады, ребусы, сердечки... Потом, когда речь заходит о прогулках по Питеру с любимым, будущим мужем, поэтом Борисом Корниловым, в записях все больше многоточий. И откровенностей, совсем для чужих глаз.
Ольга учится на курсах при Институте истории искусств, ходит с "Борькой" в литературные кружки, восхищается Горьким, Маяковским и Эйхенбаумом, пробует перо, ищет в себе женщину ("Я попрощалась, пошла на лекцию. Он, наверно, думал, что я стану уговаривать, за ним пойду... Не тут-то было". Юная, наивная, мятущаяся, но начавшая уже пристальнее смотреть на жизнь вокруг.
"...Видишь в массе - некультурность, обывательщину, официальщину, и чем дальше, тем больше видишь не нового, а подделывающегося под новое. Столько омерзительного повылезало на свет..."
Стрижкова, специалист по литературным дневникам, говорит, что такой открытости, болезненной чуткости в восприятии мира, что присутствует в дневниках Берггольц, ей прежде не встречалось. Всегда ровные, аккуратные строки Ольги перейдут из детских общих школьных тетрадей в линеечку в 30-х годах - в рабочие блокноты, отдельные подшитые листы, оборотные стороны канцелярских бланков. Ольга, выводя буквы на всем, что попадалось под руку, словно торопилась излить на бумагу все свои впечатления, ощущения жизни. Будь то досада на скучные лекции по истмату, или восторги видами Невы на закате, или радость физического ощущения себя - молодой и красивой.
...А омерзительного в своей жизни Ольга Федоровна еще насмотрится. С годами, будучи не в силах отыскать логические связи в происходящем перед ее глазами, она утратит веру в жизнь. Ее муж Борис Корнилов будет арестован и расстрелян. Она в 38-м после побоев и издевательств в камере ("Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в нее, гадили, потом сунули ее обратно и говорят: "Живи".) потеряет ребенка. Две дочки умрут еще прежде. И больше детей у Берггольц не будет.
Ольга Федоровна переживет блокаду. Она, "блокадная мадонна", после войны публично осудит постановления о журналах "Звезда" и "Ленинград". Будет прятать у себя рукописи Ахматовой - и снова ждать ареста, сидя над приколоченными снизу тайными тетрадками.
Только что Наталья Стрижкова сдала в издательство дневник Ольги Берггольц 30-х годов.