Поделиться
У предприятий есть ресурсы для увеличения инвестиций, но, за исключением нефтегазового комплекса, они последние годы не росли. И бизнес, и население предпочитали сберегать и погашать долги, но не инвестировать и тратить. При этом банки не увеличивают реальные объемы кредитования. Выход из этой ловушки выживания - не только, и не столько в снижении инфляции или неопределенности макроэкономической политики - она как раз достаточно определена, и инфляция уже ниже таргета Банка России, - а в изменении ее приоритетов и запуске инвестиционного процесса и технологического обновления.
Длинные и доступные для бизнеса деньги не появляются только в результате снижения инфляции и развития пенсионных накоплений, хотя и то, и другое необходимо. В России пенсионные сбережения остаются крайне дорогими, а реальные процентные ставки по банковским кредитам достигли рекордных уровней. В условиях российского несовершенного финансового рынка и высоких рисков кредитования нужны работающие специальные инвестиционные механизмы, в т.ч. в форме институтов развития. Внешэкономбанк и другие инвестиционные фонды (Фонд прямых инвестиций, Фонд промышленности) при условии их докапитализации и перестройки правил работы могли бы стать важным фактором предложения длинных и относительно дешевых денег. Но для этого необходимо повышение их доли в ВВП с 3 до как минимум 3,5%, или на 400-500 млрд рублей. Масштабы имеют значение, как и повышение доступности кредита - более агрессивное снижение ставок до уровня, сопоставимого с таргетом инфляции (4%). А это возможно только при их финансовой поддержке Банком России (выкуп облигаций) и со стороны государства, за счет ресурсов Фонда национального благосостояния (при снижении ставки по его депозитам, которые достаточно дороги). Держа институты развития на голодном пайке и поддерживая высокие ставки, не удастся кардинально переломить ситуацию с инвестициями.
При этом институты развития не должны гнаться за высокодоходными проектами и приоритеты их инвестиций должны быть четко и жестко увязаны с приоритетами государства, в т.ч. и теми, которые представлены в государственных программах и планах. Своеобразное инвестиционное "квазипланирование". Если бы удалось скоординировать усилия институтов развития (инвестиционные расходы - около 120-150 млрд в год, а при докапитализации - до 300 и более млрд) с инвестициями в рамках государственных программ (около 2,8 трлн рублей) и инвестициями компаний с государственным участием (около 3 трлн руб.), это могло быть стать драйвером инвестиционного подъема в российской экономике и вызвать волну частных инвестиций (весь объем инвестиций - около 16 трлн руб.). Они не замещаются государственными, а, напротив, идут на их плечах, особенно если государство сосредотачивает свои инвестиции на развитии транспортной инфраструктуры, человеческого капитала и технологий.
Хотя во всех документах и выступлениях приоритет отдается государственным расходам на развитие науки, технологий, образования, здравоохранения и транспортной инфраструктуры, последние годы реальное финансирование этих сфер сократилось относительно ВВП на 1,6 проц. пункта, и в соответствии с бюджетными ориентировками тенденция к сокращению сохранится и к 2019 году. Конечно, во всех этих сферах, как и в любом виде деятельности, есть пространство для оптимизации. Однако на макроуровне экономить здесь дальше нельзя. Сокращение этих расходов это - прямая потеря производительности и национальной конкурентоспособности завтра.
Понятно, что денег на все задачи не хватает, однако это задачи, которые мы обязаны решать и финансировать не только ради роста ВВП, а ради поддержания социальной устойчивости в обществе и повышения качества жизни. В экономике финансовые ресурсы для этого есть, и государство может их мобилизовать, в том числе путем умеренного увеличения государственного долга, при этом дефицит бюджетной системы не превысит в среднесрочном периоде 2-2,5% ВВП, а затем понизится до приемлемого уровня в 1,5%. Нельзя устанавливать бюджетное правило, только ориентируясь на предельный уровень дефицита и уровень цены нефти, пренебрегая оценкой стоимости структурных преобразований в экономике.
Эффект расходов на технологии, человеческий капитал и транспортную инфраструктуру может быть очень различным. Здесь важно найти баланс между инвестициями в далекое будущее (Национальная технологическая инициатива 2035 года) и технологиями - драйверами развития экономики к 2020-2025 году. Есть огромное пространство для модернизации действующей транспортной инфраструктуры, однако новая транспортная система не может ограничиваться Московской окружной дорогой, Западным скоростным диаметром Питера и городами - участниками чемпионата мира по футболу. Не позже 2018-2019 годов необходимо приступить к запуску системных инфраструктурных транспортных проектов, в том числе и тех, которые давно были признаны приоритетами в Стратегии развития транспортной инфраструктуры страны. Это проект высокоскоростных железнодорожных магистралей (ВСМ), а также проекты Белкомур и Северный широтный ход. Мы отложили эти системные проекты не только из-за недостатка финансирования, но и из-за замещения стратегического видения сиюминутными задачами. Дальнейшая потеря времени здесь - это не только потеря темпов ВВП, но риск оказаться на обочине складывающегося нового Евразийского транспортного пространства в рамках проекта "Один пояс - один путь".