Это премьерная постановка не только для всех участников "Адрианы Лекуврер", включая Валерия Гергиева, впервые обратившихся к партитуре Франческо Чилеа, но и для истории самого Мариинского театра. Прежде эта опера, написанная 115 лет назад по знаменитой пьесе Эжена Скриба и Эрнеста Легуве (либретто Артуро Колаутти) и повествующая об истории актрисы времен Людовика XV Адриане Лекуврер, не шла на Мариинской сцене. Нюанс сюжета в том, что все его персонажи - и Адриана, и принцесса де Буйон, и роковой красавец граф Саксонский, герой любовной распри с криминальным концом, и даже актеры театра - реальные исторические персоны. Смерть Адрианы от яда, которым ее отравила принцесса де Буйон, соответствует парижской легенде, сопровождавшей когда-то загадочную смерть реальной мадемуазель Лекуврер (ее настоящее имя Адриенна) - звезды "Комеди Франсез", прославившейся в ролях трагических героинь Расина. Грацией и интеллектом Лекуврер и ее героинь - роксан, паулин, гермион, иокаст, коронной расиновской Федры, восхищались и Вольтер, и французский король.
В опере Чилеа весь этот магнетизирующий и волшебный мир французского театра, с его знаменитыми актрисами, с его высокой трагедией и монологами Расина, с его закулисьем, бурными любовными романами, историями покровительств, карьер, измен - воплотился в исключительной по красоте музыке, в лирическом потоке любовных ариозо и дуэтов, страстность которых сблизила музыку Чилеа с надрывным мелодраматизмом веризма. Неудивительно, что Анна Нетребко и Юсиф Эйвазов решили предстать на мариинской сцене в таком эффектном и выигрышном материале, тем более, что вокальный "квартет" главных героев собрался в спектакле удачный: меццо-сопрано Екатерина Семенчук в партии принцессы де Буйон и Алексей Марков в роли Мишонне, режиссера "Комеди Франсез" и поклонника Адрианы.
К постановке привлекли француженку Изабель Парсьо-Пьери, вероятно, в расчете на ее понимание французской театральной истории. Она же выступила и в роли сценографа, проиллюстрировав на сцене простую идею "театра в театре" - со вторыми кулисами, занавесом, просцениумом, с которого Адриана декламировала монологи Расина и эффектно являлась в пышных исторических нарядах. В последнем действии, в будуаре Адрианы, на этом же просцениуме актеры "Комеди Франсез" облачали ее в мантию "царицы искусства" и здесь же, "на сцене", она умирала, перевоплощаясь в очередной образ, смешивая страдания и игру, реальную жизнь и театр. Идею "театра в театре" продолжала и сцена балета "Суд Париса", показанного с "закулисной" стороны: зритель видел не балет, а толпу артистов, обряженных в зеленые "кусты" и "деревья", с фруктами и перьями на головах, выстраивающихся в "садово-парковые" комбинации или в длинное крокодилье тело с клацающей зубастой пастью. Правда, прием этот добавил скорее архаизма и статики спектаклю, эстетика которого и так выглядела достаточно рутинно.
Помпезные "исторические" костюмы (художник Кристиан Гаск) - широченные кринолины, огромные парики, наезжающие некоторым персонажам на лицо, расшитые камзолы с жабо и кружевными манжетами, пышные перья - все это выглядело, увы, оперной вампукой. Так же, как и статичные мизансцены с простой разводкой певцов "по местам", чтобы хорошо звучали голоса. Пожалуй, именно этой цели в спектакле и удалось добиться: квартет солистов звучал превосходно. Это был настоящий агон голосов - крепкого, ревностно играющего низкими нотами меццо Екатерины Семенчук, завораживающе красивого, ровного во всех регистрах баритона Алексея Маркова, взрывного, страстного, набрасывающегося на каждую ноту тенора Юсифа Эйвазова и абсолютно экстатического сопрано Анны Нетребко. Прочувствовать все краски вокальных красот дал возможность и оркестр под руководством Валерия Гергиева, сбалансированный по динамике, сдержанный по темпам, тщательно обрисовывающий все тембральные красоты партитуры, звучавшей у Гергиева близко к пуччиниевской лирике.
Но "звездой" в спектакле, безусловно, была Анна Нетребко в партии Адрианы, поразившая не только богатством вокальных красок и экстатикой звучания голоса - в этом смысле Юсиф Эйвазов оказался ее прекрасным партнером, и все дуэты в их исполнении звучали с завораживающей слитностью голосов и исступленным накалом. Но Нетребко открылась в этой роли как актриса огромного драматического дарования, которой подвластны сложнейшие трагические образы. И это ее личный прорыв в другое для нее пространство, вызревшие новые качества ее таланта. Ее Лекуврер - существо сцены, абсолют актрисы, для которой вся жизнь и даже любовь есть часть ее образов, растворившихся в ней и говорящих вместе с ней прекрасными монологами из Расина. Монолог из "Федры" - коронной роли Лекуврер, Нетребко декламирует, переходя с вокала на язык оригинала, страстно, взрывая каждое слово, падая голосом в низкий регистр и снова взвивая интонацию на ту высоту трагизма, где нет и не может быть никакой соперницы де Буйон. Федра Нетребко потрясает - так же, как и предсмертная сцена Адрианы, где отравленная ядовитым букетом фиалок, посланных ей принцессой де Буйон, пронзительно шепчущая: "спасите меня! я не хочу умирать!", она вдруг поднимается с кресел и бежит на сцену, под тремоло оркестра, на "ту" сторону жизни, цепляя каждым словом: "внутри меня слезы… прочь!... я Мельпомена!.. я лечу…" Костюмы ее героинь медленно поднимаются под колосники, а Адриана Нетребко застывает с зеркалом в руках - символом иллюзорности мира, где нет границы, отделяющей искусство и жизнь: весь мир - театр, и в основном, увы, трагический.