"РГ" продолжает публикацию свидетельств "Мой ГУЛАГ" - серии видеоинтервью, созданных Государственным музеем истории ГУЛАГа. Сегодня рассказ о землекопе и электрике Израиле Мазусе. В ГУЛАГ он попал в 1948-м в 17 лет за участие в "антисоветской организации" - подпольной молодежной "Всесоюзной демократической партии".
Вспоминает лагерь Израиль Мазус так, будто на производственную практику съездил, с шутками-прибаутками и смехом.
- Это была ни на что непохожая жизнь, - делится он и широко улыбается. - У меня было все: и стычки с "уголовкой" или, как тогда говорили, с "урками", и работа на электростанции с правом свободного выхода в город, и "свиданки" с девушками, и концерты, я хорошо играл на баяне, и фурункулы на ногах на всю жизнь - от холода и сырости. И просто дружба с людьми, которых я мог встретить только там - с бывшими царскими офицерами, физиками-атомщиками и просто с хорошими людьми.
Мазус признает, что романтизирует лагеря, потому что был "молод, дерзок и глуп", но считает, что ему повезло быть в "позднем ГУЛАГе". Том, который внимательно слушал сводки о состоянии здоровья "вождя" и понимал: конец Сталину - конец их несвободе.
- Это был 1951-53-й годы, - рассказывает Израиль Аркадьевич, - в атмосфере уже витал финал лагерной системы. Сами судите, лагерь четко делился на воров, политических и сук. Последние - нарядчики и "спецы" из заключенных, которых ненавидели все. У нас была компания "битых фраевров" - молодых ребят-работяг вне политики и "уголовки". У нас почти не было конфликтов ни с ворами, ни с суками. А если разборки с ворами возникали, мы понимали - только драться. Иначе в землю закатают.
Он вспоминает, какой ценой давался этот "мир". Однажды на разводе бригада проходила мимо особо жесткого нарядчика, завышавшего нормы выработки. Уголовники с двух сторон в миг "надели" его на ножи-заточки. Тот сразу погиб.
- Жестокость? - спрашивает Мазус, и сам отвечает, - игра по правилам. Их нарядчик пересмотрел самовольно. А если этих правил держаться и не доносить, жить можно. Одним из девизов у нас был "Грузины до ста лет живут". В том смысле, что все ждали, но никто не верил, что Сталин не то что так быстро, а вообще когда-то умрет…
Хотя новый склад жизни и меняющиеся лагерные правила говорили о том, что ГУЛАГ очеловечивается: у политических появились пропуска с фото. Они позволяли после работы выходить в город и даже иногда по спецразрешению ездить в другие города и села. Мазус ходил в клуб, где принимал участие в художественной самодеятельности.
- А когда Сталин умер, в зону дня два-три администрация зайти боялась, - вспоминает он. - Мы шапки от радости не кидали. "Ура!" не кричали. Мы диктовали правила и режим. Потом все пошло к освобождению.
Когда я вернулся домой, спал сутки или двое. Проснулся днем - вся комната забита родными. Стоят как на похоронах. Все ждут, когда я высплюсь. А я проснулся, увидел их испуганные лица - тетки, братья и сестры, двоюродные и троюродные братья и сестры… Как начал смеяться, нет, ржать как конь.
- Чего такие? - спрашиваю.
Они постепенно отошли, начали шутить. А я был рад, что их рассмешил. А то, если бы я не смеялся, я бы расплакался.
Израиль Аркадьевич Мазус реабилитирован в 1989 году.