- В Эдипе есть свобода мышления. В нас этого нет. Приспосабливаемся… Он был заносчив, амбициозен, горд, самолюбив - такой вырос. Видите ли, колесница Эдипу дорогу не уступила, поэтому он всех поубивал! Но после победы над Сфинксом царь много лет жил этой славой, гордился, что освободил Фивы, - значит, стал слепым! Наши руководители тоже так живут: вроде встречаются, как бы все знают и видят, но на деле - слепы. Эдип прозрел на 15 минут и выколол свои глаза. Вот эта способность человека превратиться в героя, который судит и наказывает себя, - самый важный удар античности по нам. Удар высокой морали. Сегодня у нас уже никто себя не казнит. Если и застрелится человек, то - чтобы не быть разоблаченным. Низость пронзила нашу жизнь. Но делать ошибки, и большие ошибки, можно - никогда не поздно их признать и стать человеком, спасти страну и себя. Надо уметь очищаться.
- Знаете, что на меня повлияло как на режиссера? Был такой, казалось бы, незначительный эпизод… Все мы в молодости испытывали страх и боль, когда надо было идти к зубному врачу. Там было такое кресло, в которое нужно было упереться ногами, вцепиться руками и терпеть. Сегодня ты ничем не стеснен, лежишь, анестезию вкололи - и болтаешься, безвольный и ненужный. А тогда я уселся в кресло, напротив было окно с видом на улочку, которая спускалась куда-то вниз. Моросил дождь, я был готов к испытанию и несправедливости. А по улице шла бабушка с палочкой и тяжелой сеткой. Останавливалась передохнуть и шла, опять останавливалась и шла. Я сосредоточился на ней, как актер в этюде, стал думать: кому сейчас труднее и больнее - мне или ей? И даже не почувствовал, как мне сверлили зуб! Этот случай очень сильно на меня психологически подействовал. Я стал искать боль не в себе, а в других. Через других можно найти себя. И в искусстве, и в жизни.
В них есть система, действующая веками. И она должна присутствовать там независимо от твоего желания быть модным. Можно отходить от нее, но с возрастом ты все равно возвращаешься к этой системе, потому что она сильнее.
Анатолий Эфрос, помню, во время репетиций всегда сверялся с текстом пьесы, держал книгу при себе. Закрыл ее накануне премьеры, аккуратно придавив рукой, - будто поблагодарил. Современные же режиссеры, особенно молодые, - я это вижу! - читают пьесу один раз, сразу откладывают в сторону и думают: "А где здесь я?.." Исходя из этого, и ставят спектакль. Хотя - кто тебя спрашивал, где в пьесе ты? Не надо этим вопросом задаваться…
- Раньше я актеров всех любил. Сейчас только уважаю. Но это чувство более глубокое и постоянное. Вот с женщинами сложнее - влюбляюсь! Из-за этого даже курс актерский перестал набирать. В спектакли тоже влюбляюсь - да так, что на третий-четвертый раз хочу их снять с репертуара, чтобы никто, кроме меня, не видел. Вот у поляков то же самое: до того любят своего Адама Мицкевича, что никак не могут поставить.
Всегда с удовольствием закрывал свои спектакли. Мне кажется, они не исчезают, а отправляются в вечную жизнь, продолжают там играться и становятся идеальными. Там, в небесах, звучит хорал и живут ангелы, наши ушедшие - близкие и далекие. Для них надо играть. Театр - страшная профессия: актер как бы поднимает мертвых. И если мы играем неточно, приблизительно, то ангел плачет, а до нас свое горе не может донести…
…Мне очень нравится одна мысль, уже избитая, известная благодаря Шекспиру: "Весь мир - театр". Первым ее высказал в такой форме французский поэт Пьер де Ронсар. "Весь мир - театр, мы все - актеры поневоле, всевышняя Судьба распределяет роли, и небеса следят за нашею игрой" - так это у него звучит. "Всевышняя судьба распределяет роли" - такое актерам хорошо говорить, удобное объяснение. Но главная тут строчка - "И небеса следят за нашею игрой". Вот играть надо небесам, а не зрителю и не партнеру по сцене.
Еще актеры любят искать в пьесе характер и конфликт. Как будто там можно что-то новое найти. В культуре, кажется, всего 26 типов конфликтов. Если кто-то откроет 27-й, это будет мирового уровня событие… По-моему, начинать репетировать надо без характера и конфликта! Просто закрывать двери у них перед носом. Они будут стучаться, томиться, умирать там от невостребованности. Потом мы раскроем двери - а нам уже ни характер, ни конфликт не нужны. Да, поначалу непонятно: что играть-то? Человека играть! Не характер, а человека. А то мы все трактуем концепции, а человеком кто займется?.. Так что без конфликта сложнее, но интереснее. В нас живет стремление к конфликту, нас с детства приучают бороться за все. Стоило мне отказаться от этой борьбы - и мир сразу другой, и люди как-то добрее.
- Молодежь у нас в театре, глядя на Маковецкого, начинает выбирать себе роли. Отказываться от эпизодов, от второго плана. Несколько лет в театре прослужили и уже копаются, что играть, а что нет. Уже не хотят "обслуживать" того, кому дали большую роль: "Мы сокурсники, понимаете… Нет, мы в прекрасных отношениях, но я не могу переступить через себя!" Я решил никого не уговаривать. Не соглашайся, уходи, жди главной роли. Я посмотрю, как разлагается личность.
Актер - он же как корова. Он должен давать молоко. Когда приходит человек в труппу, надо его спросить: "Будешь давать молоко?" - "Буду, по десять литров". - "Будешь на дойку ходить?" - "Да, утром и вечером". Год проходит, два - что-то уже не десять литров в день получается. А на третий год вырастают рога, и корова становится оленем. Украшением природы…
Для меня образец - не так давно ушедшая от нас актриса Галина Коновалова. Слава к ней пришла в 94 года, и Галина Львовна выкладывалась, как никто другой. Хваталась за любые эпизоды. В больницу попадала - обкладывалась там рецензиями и так выздоравливала. Приходила в театр и, глядя на коллег, возмущалась: "Как так, им по 30 лет - а уже начинают пить, депрессия, усталость, карьера не состоялась… И в 95 можно стать звездой!"
- В молодости я верил, что могу очистить, переустроить мир с помощью искусства. Шел по городу на свой спектакль, смотрел на людей, сидящих в кафе, и думал: "Как так, что они тут делают, почему не спешат в театр? Наверное, не знают, что там премьера". Сейчас этой иллюзии нет. Я смотрю на зрителей, пришедших в театр, и хочу спросить их: "Вам что, нечем заняться?" Наверное, с возрастом приходит разочарование.
Всю жизнь я был первым: режиссером, главным режиссером, руководителем. Я об этом мечтал! Мечтал купить шляпу и шарф, расхаживать по театру: "Ну что, репетируете?" Хлопнуть дверью перед собой и тут же ее открыть…
А недавно пригласили ставить оперу "Катерина Измайлова" в Большом театре - согласился с удовольствием. Потому что там главное - музыка, то есть дирижер, а ты на вторых ролях. Когда уже втянулся в работу, вспомнил, что Станиславский и Немирович-Данченко тоже ушли в оперные постановки под старость. Я так счастлив быть вторым! Мне скажут: "Вот это уберите, переделайте, вы же не в драматическом театре" - и я убираю, переделываю. Не потому, что боюсь быть выгнанным. Просто рад услужить, уступить. Я таким ассистентом был бы!.. Наверное, скоро в ассистенты и пойду.
…Всем кажется, что красота - это что-то яркое, что легко сделать в искусстве. Но легко сделать кич… Через красоту нужно идти к гармонии - как бы нас ни унижали и ни мучили, мы должны гармонизировать если не жизнь, то друг друга. Чтобы достичь истины. У Шекспира в пяти актах все погибают, но в финале все приходит к справедливости, воцаряется гармония. Шестой акт о том, как жить в этой гармонии, автор не написал. Главное - путь. Может быть, цель недостижима. Но счастье в том, что ты в пути.
Как у Чехова - счастья нет, но ты знаешь, что оно существует, и этого достаточно. А мы приучены за него бороться. Хотим затянуть счастье к себе и заколотить дверь, чтобы оно жило с нами вечно. И обижаемся, что счастье прошло мимо. А ничего страшного тут нет. С этой дороги сойду, попаду куда-то еще. Возьму много вина, сяду под деревом читать рецензии, которые прежде не читал, и плакать: "Было…"
Римас Туминас - один из "литовских" мэтров европейской режиссуры. Возглавляет Малый театр Вильнюса (основанный им же в 1990-м) и Театр имени Евгения Вахтангова в Москве (с 2007 года), где с его приходом начался настоящий ренессанс. Ставит спектакли во многих странах. Лауреат Госпремии РФ, "Золотой Маски", международной премии имени К. Станиславского и других наград.