Иван Ниненко: Исследование нам заказали в движении WorldSkills. Там хотят лучше понимать ситуацию. В России и в мире проводятся чемпионаты по самым разным навыкам, от замены сантехники и приготовления пищи до сложной сварки и конструирования роботов. Но большинство подходов к этим навыкам сформировалось в ХХ веке. А сейчас очевидно, что организация производств, как и сама экономика, сильно изменилась и продолжит меняться в очень быстром темпе. Наш коллектив авторов проанализировал уже имеющиеся доклады о ситуации, провел цикл форсайтов по всему миру и серию интервью с экспертами. Окончательные выводы огласим осенью, но уже можно говорить о глобальных трендах. Меняется рабочее место - за счет цифровизации, автоматизации и роботизации. Меняются те навыки, которые надо применять. Меняется сама организация предприятия: все меньше сотрудников, которые изолированы от других, даже при удаленной работе нужны постоянные социальные контакты, согласование действий. Меняется система производств и взаимодействия с потребителями.
Как это влияет на рабочие профессии?
Иван Ниненко: В недалеком будущем автоматическим системам и роботам передадут почти все рутинные задачи. Не только физические, но и когнитивные. Осознать это очень непросто. Как же так, ведь только живой человек поймет, что именно надо скопировать и куда вставить, какие данные принять в расчет! Но по факту это выглядит так: на ваш компьютер ставится программа, вы работаете, а она учится. Вот пришло письмо с вложением, его содержание такое-то, вы внесли эту информацию в график работы, в такую-то ячейку. Программа делает гипотезы и сопоставляет их с тем, что происходит. Через пару месяцев она готова работать вместо вас - например, электронным секретарем. Рассылать письма, назначать встречи… На первых порах вы проверяете, действительно ли компьютер не ошибается. Еще месяц-другой доучиваете его. И все. Встает вопрос, что же реально требует присутствия человека? Если вы не решаете креативных задач, если вся ваша работа - это перенести данные из таблицы Excel в 1С и нажать на кнопку "сгенерировать отчет", то вы обречены.
Будет автоматизирована значительная часть продаж (в том числе через Интернет), в огромных логистических центрах роботы-грузчики уже сами - и гораздо точнее, чем люди! - подбирают товары по заказу, формируют партии. Дальнобойщиков, которые сейчас протестуют против "Платона", в перспективе десяти лет заменят автопилоты. Если во дворе нужно учитывать много неожиданных условий, то после выхода на трассу машина справляется с управлением гораздо лучше человека, потому что контролирует все параметры, молниеносно реагирует, не засыпает, благодаря радарам "видит" сквозь фуры… На многих производствах сохранение человеческого труда - социальное решение. Временное. Просто у нас пока нет ответа, куда перевести людей.
То есть "стандартные" рабочие специальности, на которые ребята поступают учиться сегодня, могут к моменту окончания ими колледжа отжить свое?
Иван Ниненко: Важно учитывать рост производительности труда. Проблема не только в том, что какие-то профессии исчезнут, но и в том, что по ним зачастую не будет вакантных мест на предприятиях - действующие сотрудники смогут выполнять больший объем работы. Поэтому нужно делать ставку не на узкие навыки, навыки конкретной деятельности, а на то, что можно применять в разных средах, в разных ситуациях. Человек должен иметь некую "базу" и быть готовым быстро учиться и переучиваться. Ядро образования, то, что мы должны получить сегодня в школе, колледже или вузе, - это установки на жизнь. Исходя из них я формирую свой образ будущего и определяю, какие навыки помогут мне к нему двигаться. Стать специалистом в какой-то профессии и в ней неизменно пребывать всю оставшуюся жизнь, - это устаревшая модель. Нужно искать такую сферу реализации, где вам будет не скучно учиться постоянно.
И, главное, в этой сфере должна быть высока доля "человечности" в товаре или услуги. Тогда вас робот не заменит. Речь о кастомизации производства - то есть предложении чего-то уникального либо адаптированного под нужды конкретного клиента. Откуда популярность неоремесленничества - всех этих изделий ручной работы? Ведь тарелка, сделанная мастером на гончарном круге, дороже, чем фабричная. Но в ней есть что-то, что вложено человеком.
Вы исходите из того, что абитуриент ну очень сознательный. Однако многие смутно себе представляют, кем и зачем они хотят быть. Допустим, мне тяжело учиться в школе, я не надеюсь попасть в вуз и поэтому после девятого класса иду в колледж - куда возьмут. Если производства изменятся так сильно, как вы предрекаете, у нас просто вырастет масса невостребованных людей, которые идут ко дну?
Иван Ниненко: Может получиться и так… Отмечу, что плохо представляют свое будущее и те, кто идет в вуз. Ребята пребывают в иллюзии, что высшее образование - гарантия трудоустройства: мол, это уборщиков и грузчиков заменят машины, а меня нет. Но рутины много даже в таких профессиях, как юрист. Например, надо просмотреть кучу судебных решений и выбрать оттуда нечто по теме. Сбербанк в 2017 году намерен заменить роботами три тысячи юристов (людей переведут на другие позиции). Налоговые консультанты, бухгалтеры - часть их функций тоже под угрозой автоматизации.
Мы в доклад тоже поднимаем этот вопрос: куда девать людей. Нужно определить, что такое в новом мире работа. В Европе в качестве одного из решений предлагают ввести безусловный базовый доход. Там ведь сложилась прослойка людей, которым выгоднее жить на пособие, чем наниматься на низкооплачиваемую работу. Раз государство все равно их содержит, в порядке эксперимента предлагается выдавать некую сумму просто так. Эксперимент идет, исследуется, чем эти люди себя занимают. Чисто технологически человечество во многом уже может даром обеспечивать людей необходимым минимумом еды и одежды, какими-то простыми вещами, включая мобильные телефоны и доступ в Интернет. Но что им предложить для самореализации?
На наш взгляд, люди, склонные к физическому труду, могут стать "садовниками" в широком смысле слова: реабилитация природы требует очень много усилий. Проекция ВВП здесь не очевидна, но ВВП чем дальше, тем меньше будет связан с человеческим участием. Стало много технической и цифровой продукции, которая продается очень дорого, но требует для производства минимум людей. Видимо, нам придется искать другие ориентиры для оценки стоимости, например - сколько в данном производстве задействовано человеческого внимания, сколько в нем общественной пользы. Кроме того, нужно переучивать людей ориентироваться в работе на индивидуальные запросы.
Что ждет систему обучения рабочим профессиям в России?
Иван Ниненко: Первый вариант - она будет игнорировать все, что происходит, и тешить себя мыслью, что готовит людей к реальной жизни. Тогда колледжи и техникумы продержатся ровно столько, сколько будут востребованы их дипломы. Сегодня владельцы гончарной мастерской могут не иметь сертификата о том, что их учили ремеслу, но успешно заниматься бизнесом. С удешевлением технологии трехмерной печати повсюду откроются мастерские с 3D-принтерами, и их работникам не пригодится диплом токаря…
Второй вариант - система профобразования шагнет в ногу с реальностью, обзаведется теми же центрами 3D-печати. В России они уже есть и в некоторых колледжах, и вузах. Но тут нужно пересмотреть сами устои образовательной системы - отказаться от идеи "мы знаем, что вам потребуется, и научим этому". Мы, педагоги, уже не знаем, что именно вам потребуется, но знаем, как вам в целом развить свои способности. Чтобы вы понимали принципы, по которым строится та или иная зона деятельности, будь то генная инженерия или сварка, и могли в ней освоить любую технику или технологию. Для этого нужно не держаться за жестко подобранную сумму учебных курсов, а учить студентов понимать, какие знания им нужны и где их взять. Потому что освоение конкретного оборудования, например, все чаще происходит на месте производства.
Мы видим, что работодатели, особенно в промышленности и IT, сами все плотнее занимаются подготовкой кадров: закупают для образовательных учреждений оборудование, приводят своих педагогов или создают автономные системы обучения. Хороший пример - Челябинский трубопрокатный завод, где ребятам преподают перспективные технологии, не внедренные еще на самом предприятии. Компания "Рамблер" тестирует новичков-программистов и потом серьезно доучивает их, понимая, что люди со стороны не могут сразу идеально вписаться в их команду…
Но такие меры обычно преподносят как вынужденные! Мол, вообще-то хорошо учить должны в колледже или вузе, но поскольку там не справляются, приходится работодателям тратить время и деньги.
Иван Ниненко: Это утопическое представление. Безусловно, у предприятий могут быть совместные программы с конкретными учебными заведениями, базовые кафедры с преподавателями-практиками. Но ритм жизни изменился, и уже нельзя улучшать подготовку кадров так, как раньше: работодатели и вузы собрались, договорились сотрудничать, через год стали внедрять инновации во всех университетах страны, еще через три года процесс наладился - и дальше можно "спокойно учить", по накатанной. Пока мы договаривались и внедряли, все уже изменилось. Ну не подготовим мы инженера, который знает все станки, какие есть в городе сегодня и будут завтра. Выпускник должен уметь освоить тот станок, который ему укажут на предприятии.
Вы предлагаете пересмотреть устои системы образования. Но у нас даже небольшие поправки в профильном ФЗ влекут за собой колоссальные расходы, скрежет всех механизмов в этой системе и страдания преподавателей.
Иван Ниненко: Конечно, изменения должны идти снизу. Выпуск очередной "указивки" приведет только к очередной головной боли у педагогов и к профанации самой идеи. Нужна свобода на местах. Например, свобода создавать школьные кружки - им и нужна-то минимальная поддержка в виде места для занятий и часов для учителей. Пора поверить в то, что если учителям дать свободное время, они не будут только бездельничать. Готовых решений нет, нельзя сказать: все, XXI век, делаем вот так. Только пространство эксперимента поможет создать новые образовательные модели, где будут прививать навыки будущего. Само качество, которое надо передать ученикам, - это готовность к эксперименту. Ее невозможно развить в четко заданной ситуации!
Одна из интересных моделей - работа в виртуальной реальности. Это важно, например, для преподавания химии. Оборудовать лабораториями все школы сложно. В Воронеже при реализации программы "Учитель для России" была проблема с тем, как в здании устроена вентиляция. Ресурсов на переделку нет. Проще создать в городе один центр, за счет бюджета сделать там виртуальную лабораторию - и все дети смогут в ней проводить эксперименты, в том числе те, которые приведут к большому взрыву. Да, потом какие-то навыки надо будет закреплять в "реальной реальности". Но предварительное знакомство может быть и виртуальным - пилоты самолетов ведь учатся сначала на симуляторе, а потом выходят в небо.
Говорят, что в элитных школах в Европе, напротив, отказываются от современных технологий. Дети сдают на входе мобильники, пишут мелом на обыкновенной доске, читают в библиотеке бумажные книжки…
Иван Ниненко: Соглашусь в той части, что виртуальная реальность и интерактивные доски не определяют прогрессивность образования. И не стоит спускать "сверху" технологические решения, которые не нужны конкретному преподавателю. Я сталкивался в России со школами, где куплен 3D-принтер и нет учителя, который с ним может управиться. Но если школа отвергает современные технологии целиком, ученик не получает компетенции, которые востребованы в жизни. У него развивается мышление, которое сложно приложить к обыденным задачам.
Самый простой вариант: запрещаем мобильники. Учителю удобно: "Ты не можешь загуглить правильный ответ, ты его должен помнить". Но это ситуация, не связанная с реальностью. Ученик вышел с урока и остался со смартфоном один на один, не умея им грамотно пользоваться. Он все равно нагуглит ответ, но не сумеет его проверить. Намного важнее было бы показать, как в море интернет-ресурсов найти более и менее достоверные, как верифицировать факт с помощью нескольких источников. Ребенок вырастет без гаджетов, но однажды дорвется до компьютерной игры и не сможет удержать себя от того, чтобы не зависнуть в ней. Потому что умнейшие люди придумывают, как завладеть нашим вниманием и заставить нас неотрывно выращивать виртуальную кукурузу. Мы должны научить детей жестко ставить рамки для времени, отданного игре, или отказываться от такого занятия, которое не развивает в них полезные качества.
Да, можно ограничивать в школе использование девайсов или создавать среды без них - например, в эту комнате мы все (включая учителя) заходим без смартфонов и учимся общаться. Ведь общение с другим человеком без посредства техники - тоже один из ключевых навыков будущего.
В вузах по новым стандартам внедряют компетентностный подход к обучению. На практике это, по словам педагогов, бумагомарание: нужно описывать в программе, какие компетенции будут развиваться у студентов, и изобретать, как проверить результат. Такое ощущение, что никто не понимает, что есть компетентностный подход и зачем он нужен. Вы можете объяснить?
Иван Ниненко: Мы смещаем фокус со знаний, которые передает учитель и учебник, на компетенции, которыми ученик должен обладать на выходе. Компетенция - навык, который я могу применить в контексте нормальной мотивации. Например, мой навык - забить гвоздь. Компетенция будет состоять в том, что я могу забить его не только на уроке, но и в любой обстановке, предварительно определив, где именно нужен гвоздь и какой. В образовании образца ХХ века очень многое связано в первую очередь с передачей знаний. Трудно понять, приводят ли они к возникновению навыков в случае каждого конкретного студента. Большая проблема возникает потому, что оценить, применил ли человек навык, можно только в деятельности. С лабораторными работами еще как-то понятно, а со всем остальным?
В целом в системе образования пока нет места для проявления компетенций. Я прихожу на лекцию - слушаю. Прихожу на семинарское занятие - слушаю, что-то решаю. Делаю домашнее задание. На самом деле компетентностный подход нигде толком не реализован, на Западе ситуация близка к нашей. Можно тешиться иллюзией, что я могу предугадать, какие компетенции получат мои студенты. Но, как сказал один коллега, единственная компетенция, за которую я могу быть уверен, это компетенция сдачи экзамена по моему предмету.
Где-то для проверки навыков создают игровые ситуации или проводят дискуссии в группе. Каждый выбирает роль и в зависимости от того, как он ее провел, получает оценку. Образовательная система чаще всего предполагает, что у всех все будет одинаково. А тут люди получают разные компетенции. Но, собственно, в этом и проявляется индивидуальная траектория ученика.
Траектория индивидуальная, а учебная программа общая…
Иван Ниненко: В чем и дело - компетентностный подход требует изменения того, как устроен курс. Сегодня меня в университете просят дать план на семестр. Но было бы странно столько времени давать одну компетенцию. Тут работа точечная - надо смотреть, какие компетенции студенты проявляют сейчас, что им интересно дальше. Если по-честному, я не могу это распланировать на полгода вперед. Нужно дать больше свободы учителю и группе, чтобы они могли руководствоваться не умозрительной схемой. На практике хорошие преподаватели создают на бумаге иллюзию, а со студентами занимаются так, как им реально надо.
Чтобы делать акцент на компетенциях, нужно также уменьшить лекционную нагрузку преподавателей. Пора уже признать, что лекцию можно записать на видео, а не повторять сто раз, тратя драгоценное время. Да, есть "зажигательные" лекторы, и есть случаи, когда личную передачу информации ничем не заменить. Но огромную часть теоретических знаний студенты могут получить из дома. Более того, они могут иметь целый спектр лекций разных преподавателей по одной тематике и выбирать, кто им лично более понятен. А в аудитории мы можем сконцентрироваться на том, как применять эти знания. Такая модель - "перевернутый класс", где мы не получаем знания, а делаем самостоятельную работу, - успешно применяется и за рубежом, и в России.
Какова экономическая "емкость" сферы образования?
Иван Ниненко: Есть различные исследования. Это один из наиболее динамично растущих сегментов современной экономики, развивается все: образование для детей, взрослых и преподавателей, основное и дополнительное, офлайн и онлайн. Самый очевидный рост наблюдается в сфере массового онлайн-образования. В 2015 году компания LinkedIn приобрела образовательный сайт lynda.com за полтора миллиарда долларов США. Согласно данным GSV Education Factbook рынок онлайн-образования вырос в 2016 году с 90 миллиардов до 166,5 миллиардов долларов, а в 2017 году должен достичь 255 миллиардов. Бурно развивается рынок франшиз - например, клуб робототехники создал модель, ее покупают и копируют. И в нашей стране есть успешные примеры, которые тиражируются в других местах. Мы видим зарю нового образовательного рынка. Сегодня все чаще идут доучиваться и переучиваться взрослые люди. Раньше думали: ну, вот я в школе и в вузе мучаюсь, это все только подготовка, а дальше будет Жизнь. Теперь надо понимать: во-первых, образование - тоже жизнь, во-вторых, и дальше в жизни будет образование.