25.07.2017 18:03
    Поделиться

    Тарковский с Плавинским встретились в Театре Наций

    До 31 августа продлена выставка "Прорыв в прошлое. Тарковский и Плавинский", которую можно увидеть в Новом пространстве Театра Наций (Страстной бульвар, 12/2). Поводом для первой "встречи" режиссера и художника, никогда не встречавшихся при жизни, стало 50-летие фильма "Андрей Рублев", 85-летие со дня рождения Андрея Тарковского и 80-летие со дня рождения Дмитрия Плавинского. Организованный Фондом "Два Андрея", Музеем AZ и Театром Наций, этот проект интересен тем, что предлагает вспомнить опыт работы с историей и художественным наследием Андрея Тарковского и Дмитрия Плавинского.

    Речь, разумеется, не идет о "прорыве в прошлое", которое популярно в нынешних фэнтези и приближающихся к нему по стилистике ностальгических сериалах о прошлом. Андрей Тарковский, снимая "Андрея Рублева", не делал исторический фильм - точно так же, как Лев Толстой не писал исторический роман, когда работал над "Войной и миром". И если Толстого в романе-эпопее больше всего занимала "мысль народная", то Андрея Тарковского - интересовала фигура художника Андрея Рублева. Нет, не детали биографии - непостижимость появления такого художника, как Рублев, чьи фрески полны тишиной, светом, спокойной красотой, во времена тяжелейшие, полные обыденной жестокости и всевластия князей и их страстей. Средневековье в интерпретации Тарковского очень далеко от идеального образа Святой Руси. Тут страшнее татарина-иноверца свой брат-князь, штурмующий русский город Владимир или отдающий приказ ослепить резчиков, чтобы, не дай Бог, у брата не было такого же прекрасного православного храма. "Мне не о чем говорить с людьми", - говорит в фильме Андрей Рублев, пережив горький ужас набега на Владимир. Он замыкается в молчании. Но его фрески, которые показывает в финале фильма камера, единственные, снятые в цвете. Они выводят нас из черно-белого мира человеческих страстей и войн в пространство цветное, воздушное, пронизанное светом и радостью. Пространство Откровения и - нравственного закона.

    Отсюда, из "Андрея Рублева" - максима самого Тарковского: "Для меня кино - занятие нравственное, а не профессиональное…". Неудивительно, что и в фильме главный конфликт - не между "своими" и "чужими", а нравственный конфликт, борьба со страстями внутри человека, итогом которой становится поступок. Надо ли упоминать, что и для самого Тарковского "Андрей Рублев" становится таким поступком - результатом этического выбора?

    Для Дмитрия Плавинского, который в начале 1960-х, примерно в те же годы, когда Тарковский снимает "Андрея Рублева", путешествует по русскому Северу, работает в Изборске, вопрос о "прорыве в прошлое" не стоял вовсе. "Вечный, непреходящий мир природы я противопоставлял самоуничтожению, деятельности человека. Меня интересовал не расцвет той или иной цивилизации, а ее распад и гибель, то есть возврат в вечную сферу жизни природы, в биосферу. "Род приходит, род уходит, а земля пребывает во веки”, - писал Плавинский в своих "Записках о прошлом" в 1989.

    Да, его любимые темы начала 1960-х - деревня, восток, христианство - объединены тем, что в 1960-е это была "уходящая натура", и в этом смысле - исторический материал. При том, что он любил и знал иконы (один рисунок "Плащаницы", с его виртуозной техникой письма, чего стоит), его не интересовал опыт обращения к древнерусскому искусству авангардистов, ни тем более декоративный "историзм" академической живописи. Скорее, его тема, условно говоря, не "машина времени", а встреча настоящего с прошлым, что могла бы произойти на археологических раскопках.

    Страницы старого "Евангелия" в его офорте монументальны и величественны, как стены храма, а заброшенная церковь в одноименной работе срослась со старым деревом - не разделить. Эти образы во многом вариации книжных романтических руин, но место античных акведуков и форумов у Плавинского занимают полуразрушенные избы и церкви северных деревень.

    Пространство экспозиции выстроено как театральный спектакль

    Следы истории, почти неотличимые от "окаменелостей" природных, эти "отпечатки памяти", будь то ракушки, старые ключи или буквы наборного шрифта образовывали у него палимпсест, в котором основной текст принципиально не различим. Он поддается не прочтению, но лишь толкованию. Так в работах Плавинского формируется смысловое пространство символа.

    Собственно, как раз открытая вариативность символов, фрагментарность, ставка не на повествование, а на эмоциональное целостное восприятие образа, поиск нового изобразительного языка, апелляция к интуиции, предчувствию, прозрению - то, что сближает работы Тарковского и Плавинского едва ли не больше, чем поездки на Север и религиозные поиски. Они прорывались не столько в прошлое, сколько к новому языку и новому пониманию искусства. Тому, в частности, что станет основой европейского авторского кинематографа, неразрывно связанного с именем Тарковского.

    Надо отдать должное куратору выставки Полине Лобачевской и художникам Геннадию Синеву, Александру Долгину и Святославу Пономареву, которые акцентировали это внутреннее "родство" фильма "Андрей Рублев" и работ Дмитрия Плавинского, выстроив пространство экспозиции как театральный спектакль, где зритель переходит от одной сцены к другой. Важнейшим действующим лицом постановки становится… здание. Подвал с низкими сводами, скрипучими деревянными полами и сценами эпизодов "Андрея Рублева" (дубли, фрагменты и рабочие моменты съемок к каждому из 8 эпизодов) соединяет образ кельи Рублева и монтажной Тарковского. На втором этаже картины и офорты Дмитрия Плавинского включены как "след", "отпечаток" в увеличенный до размера стены палимпсест "Новгородской стены" (это картина Плавинского - в Третьяковской галерее). Этот зал - пролог к пространству "воздушного храма", где встречаются "Андрей Рублев" и "Плащаница" и "Распятие" Плавинского. Вместо колонн - вертикали натянутых узких экранов, где лица героев "Андрея Рублева", сыгранных Роланом Быковым, Юрием Никулиным, Анатолием Солоницыным, Ирмой Рауш, Николаем Гринько, Иваном Лапиковым, Николаем Бурляевым, Николаем Сергеевым. Вместо купола - проекция облаков, вместо стен - кадры из фильма. Шорох крыльев птиц и Бах - в качестве саунд-трека. В результате - эффект призрачных готических руин.

    Фактически перед нами "перевод" фильма и картины на язык "мультимедийного" спектакля-бродилки. Если учесть, что театральный опыт был не чужд Плавинскому (он в Училище 1905 года учился на театрального декоратора), а "Андрей Рублев" давно разобран на цитаты, такой ход вполне оправдан. К тому же, зритель здесь может увидеть редкие фотографии Плавинского и Тарковского, увидеть факсимиле сценария и рукописей Тарковского, познакомиться с историей цензурных мытарств фильма. Так что, в итоге, прорываясь в прошлое, зритель себя обнаруживает во вполне актуальном пространстве.

    *Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"

    Поделиться