Файт: В воздухе была надежда на свободу, Шпаликов этот воздух создавал
Мы сидим на кухне в Марьиной Роще и вспоминаем Гену.
Конечно, я должен был бы сказать не Гена, а Геннадий Федорович. Но что делать, если человек погиб в 37 лет и солидное отчество к его имени так и не прилепилось.
И если люди читают его стихи, поют его песни и говорят "Гена", то и без фамилии всем ясно, что это Шпаликов. Он один на всю русскую поэзию - Гена.
До сих пор непонятно, отчего в безумном 1937-м чуть не каждого второго появившегося на свет мальчика называли Геной.
Геннадий в переводе с греческого - "благородный", "благородного происхождения".
А как произошло, что вы подружились?
Юлий Файт: Это очень занятная история. Была такая студенческая компания: операторы Александр Княжинский и Юрий Ильенко, сценаристы Гена Шпаликов и Наташа Рязанцева. А собирались они на квартире у Павла Финна, тоже сценариста. У них было множество замыслов, но не было режиссера. Помню, что они позвонили мне первого января. Не помню точно какого года - 1957-го или 58-го. Позвонил мне Паша Финн, он жил рядом с Гоголевским бульваром, в том уже несуществующем доме, где в свое время жил Булгаков. А я жил неподалеку, на другой стороне Гоголевского бульвара. И вот первого января я пошел к ним, а отец спрашивает: "Ты когда вернешься-то?" - "Ну часок поговорим..."
Вернулись под утро?
Юлий Файт: Я вернулся через неделю!
А что произошло?
Юлий Файт: Просто сошлись и больше не расставались. Несколько лет мы буквально не расставались. Кто-нибудь уезжал в командировку или на каникулы и возвращался туда же, в компанию. Не домой, не в институтское общежитие, а к друзьям. А они могли быть в этот момент не у Паши Финна, а у Княжинского, или в кафешке где-нибудь, или в бане, или в зоопарке. Замечательно, кстати, было в зоопарке.
А что там было замечательного, кроме зверей?
Юлий Файт: А там было свободно по будням, людей мало. Лучшие фотографии, которые у нас остались на память, сделаны в зоопарке.
От кого же исходила эта тяга к бродяжничеству?
Юлий Файт: Желание бродить по Москве ни за чем, просто так исходило от Гены.
Что же это было? Понятно, что молодость, но ведь сейчас так люди не дружат. Что-то было в воздухе?
Юлий Файт: В воздухе была надежда на свободу, и мы дышали этим воздухом, а как точно заметил Сергей Соловьев, Шпаликов этот воздух создавал. В одной из отвергнутых наших заявок был сюжет: два парня ходят по Москве и ищут, где пива выпить. По брошенным ошметкам воблы они находят пивной ларек. В этом пустяшном сюжете уже было что-то от интонации "Я шагаю по Москве". Когда сценарий рассматривался еще в первом варианте, главная претензия была у редактуры: почему ваши герои болтаются без дела, а не работают? Тогда каждому из героев Шпаликов и Данелия нашли оправдание: один ждет повестки в армию, другой приезжий, а третий работает в метро, в ночную смену. В "Я шагаю по Москве" все просто пропитано Шпаликовым. Конечно, это картина Данелии, с его потрясающим чувством серьезного в смешном...
Серьезного?!
Юлий Файт: Да-да, в этом смешном, безалаберном, в этой ерунде так много сказано о жизни. Поэтому и Никита Михалков, и Евгений Стеблов там такие замечательные балбесы, в них есть что-то неотразимо живое, настоящее.
Вспоминаю еще один фильм по сценарию Шпаликова - "Застава Ильича" - и те кадры, где один из героев предлагает своим друзьям выпить за картошку. "Ты это серьезно?" - удивляются друзья. "Серьезно", - отвечает он. "И к чему ты лично относишься серьезно?" - спрашивают его. "К революции, к песне "Интернационал", к 37-му году, к войне, к картошке..."
Юлий Файт: В "Заставе Ильича" можно четко разделить, что от режиссера, от Марлена Хуциева, а что от сценариста, от Шпаликова. Интонация, поэзия города, необязательность поведения человека, какие-то как бы случайные эпизоды - от Гены. Одна из любимых моих сцен: когда ребята приходят к своему товарищу женатому, которого играет Любшин, и пока жена у него отвернулась, они меняют четвертинку пустую на полную - помните? Вот это жизнь, и это - Гена. А все серьезные вещи в фильме - это Марлен. И разговор с отцом, и эпизод с картошкой. А для нас это было непроизносимо. Мы росли под бесконечные заклинания о строительстве коммунизма, о жертвах ради счастья будущих поколений, и вся эта фальшь отбила в нас напрочь охоту произносить такие вещи. Хороши слова про картошку, 37-й год и войну, но произносить нельзя этих слов.
"Не пойте песен про войну, картины не снимайте. Стаканом лучше помянуть - так чище..."
Юлий Файт: И вот почему Гена не стал участвовать в переработках "Заставы Ильича", переделках, он просто ушел. Всякий пафос был для Гены невыносим. Гена писал и очень патриотичные вещи, и абсолютно искренне, но как писал. Он любил свою страну, но не потому что она лучше всех. Скорее даже наоборот.
...А верю я безотчетно
В нелепую эту страну.
Она чем нелепей, то ближе,
Она - то ли совесть, то ль бред,
Но вижу, я вижу, я вижу
Как будто бы автопортрет.
Из стихов Геннадия Шпаликова, посвященных Юлию Файту
Сентябрь
...Прекрасен ты, осенний лес, -
Какая к черту мне охота!
Пересеку наперерез
Твои осенние болота.
Товарищ дал мне сапоги -
Размеры наши совпадают, -
Подарок с дружеской ноги
Сейчас в болоте пропадает!
Но притяжение болот
Мы все-таки преодолеем, -
Тому надежда и оплот,
Что силу воли мы имеем.
Мы - это я и сапоги,
Подарок с дружеской ноги.
Они ходили с малых лет
Через болота и овраги,
А покупали их в сельмаге, -
Для них асфальт - уже паркет.
Люблю я эти сапоги,
Заклеенные аккуратно,
Подарок с дружеской ноги -
Я не верну его обратно.
Уже светлеет. Переход
От тени к свету непонятен, -
Число полутонов растет,
А воздух влажен и приятен.
Рога трубят? Рога трубят...
Апрель, 1964. Сочинено в Ленинграде для тебя специально и - в хорошие дни - ура!
80 лет назад, 6 сентября 1937 года, родился поэт и сценарист Геннадий Шпаликов.