"Шарлатаны": блестящая ретросатира о врачах в духе "Монти Пайтона"
Итак, зритель погружается в тающую на глазах кокетливую эпоху Регентства, наградившую любителей британской культуры уникальным жизненным и литературным пространством, в котором есть место вальтерскоттовскому героизму, байроническому романтизму, браммеловскому дендизму, добродетельной рассудительности провинциальных барышень и многим другим тенденциям, впервые создавшим моду "на все английское" на континенте. Причем эта мода не ограничивалась высокоумными рассуждениями ученых мужей на тему парламентаризма или достоинств прецедентного права, а распространялась также на предметы быта и одежды, романы и стихи, привлекая все новых представительниц света и полусвета. Сменяет Регентство ранняя викторианская эпоха, еще не успевшая (как и сама юная королева) окончательно обрести свои привычные атрибуты - чопорность, весомость, основательность.
Однако научно-технические достижения появляются одно за другим, открытия будоражат юные умы, только поспевай делать выводы быстрее других, смелее экспериментировать, находить новые свойства в давно известных веществах, иногда совершенно неожиданно. В эту переломную эпоху нет места консерваторам, их сметает летящий на всех парах прогресс. Но нет места и современным уставшим циникам с характером Доктора Хауса - некогда хандрить, когда буквально каждый день появляется что-то новое!
И именно в такой переломный момент появляются наши герои, вполне образованные по меркам своего времени молодые люди, находящиеся в сомнительном положении полумаргиналов. Вроде, занимаются они вещами дельными и нужными - врачи ценились во все времена. Но методы их, революционные по своей сути, кажутся чудачеством. А чтобы доказать обратное, лекарям нужны средства на опыты, которые трудом своим ну никак не достать.
Однако вместо того, чтобы с весомым видом, позвякивая склянками в увесистом кожаном портфеле, посещать недужных, прописывать микстурки, предварительно попросив указать на муляже спящей Венеры, где болит - и торжественно уплыть восвояси, надеясь на волю Божью, юнцы действуют по-другому. Они пальпируют больных, говорят им прямым текстом о существующих (иногда, правда, и приукрашенных) опасностях, возможных последствиях игнорирования своего состояния и лечения. Особенно интересно последнее - разницы большой зачастую нет - ничего не делая, больной точно помрет. А если отдаться власти врачей, исход будет практически таким же, но, видите ли, есть надежда, любезный, что выживете. Медицинская этика и деонтология отдыхает. А как вы хотели, господа, жаркой кузнице прогресса нужен огонь!
Особенно любят врачи новой генерации резать, устраивая из операций, резекций и ампутаций публичное представление с зазывалами, зрителями, покупающими билетики в амфитеатр и главными участниками, располагающимися на сцене. Не зря же термин "theatre" в английском языке до сих пор означает не только "театр", но и "операционную".
Что же касается героев, в центре нашего внимания четверо. Трое из них - медики в широком смысле этого слова, а четвертая… ей лучше не давать определений, потому что она - по меркам и нравам времени - недоразумение, аномалия женского пола, возомнившая, что разбирается в том, что ее по определению слабый мозг понять не способен.
Перемены декораций сопровождает проигрыш, отдаленно напоминающий музыкальную тему "Острых козырьков" (Peaky Blinders) за авторством Ника Кейва и коллектива The Bad Seeds. И если в оригинале идет о "человеке с красной рукой", то здесь руки багровы аж по локоть, только это не мильтоновская карающая длань, а цепкая хватка пальцев мясника-костоправа (которые в те времена никто и не думал протирать спиртом, кстати, что уж там говорить о перчатках).
Главный из эскулапов - напыщенный Роберт Лессинг (Рори Киннир) терапевт и хирург в одном лице, работающий при Королевском госпитале и презирающий всех и вся, на самом деле полностью находясь во власти начальника, желчного доктора Хендрика, человека старой закалки. При всей своей профессиональной проницательности, Роберт примитивен как дубина в вопросах тонкого свойства: не может сказать ласкового слова жене Кэролайн (Лидия Леонард), возмущается, что она лезет в его книги (и в чем-то становится компетентнее его)…
Друг его, щеголь Уильям (Мэтью Бейтон), специалист по душевным болезням, состраждет всей своей тощей сущностью незавидной участи Кэролайн и, дабы облегчить ее опасное психическое состояние, пытается применить основы психоанализа - с предсказуемыми последствиями. Вообще Уильям - большой оригинал, он не верит в спасительность кровопускания и ледяных ванн для буйных обитателей бедлама, пытается заниматься с ними творчеством, физическими упражнениями, а иногда даже устраивает костюмированные инсценировки того, что пациенты видят в навязчивых состояниях. Правда, успех от этого сомнительный, но он очень старается.
Зубной врач Джон (Том Басден), заправский ловелас, занимается своим ремеслом только в силу необходимости. Самая главная его страсть - эксперименты с химическими веществами и изобретение новых способов их введения. Правда, его строго эмпирический подход имеет свои особенности - испытывая на себе эффект от употребления не пойми каких опилок, трав и поганок, он диктует описания ощущений местной куртизанке. Зато именно Джон внедряет в операционную практику хлороформ и эфир, что является большим подспорьем для экзекуций Роберта. И, будучи самопровозглашенным анестезиологом, фактически получает вторую профессию.
В отличие от недавно стартовавшего "Уильяма нашего, Шекспира" (Upstart Crow), сериала, на который в BBC возлагали огромные надежды (лишь частично оправдавшиеся), заполучив в сценаристы Бена Элтона, почти тридцать лет назад создавшего неподражаемую "Черную гадюку" (Blackadder), создатели "Шарлатанов" просто делали свою работу. Сценарист Джеймс Вуд славно себя зарекомендовал сериалом "Преподобный" (Rev.), вволю поехидничал в "Послах" (The Ambassadors), а совсем недавно от души посмеялся вместе с Ивлином Во над героями "Упадка и разрушения" (Decline and Fall).
То, что из "Шарлатанов" получилась феерия юмора, сарказма, площадной грубости и сентиментальной нежности, с перлами, достойными "Гадюки", и кульбитами, не посрамившими бы и "Монти Пайтонов", - совершеннейшее чудо.
Зритель попадает в те закоулки, где кипела жизнь, вынося на поверхность то новое, что вызывало восхищение высшего света. Здесь есть место Флоренс Найтингейл, возмутившей врачей святотаственным открыванием окон в палатах и дезинфекцией хирургических приборов, архиереям, увлекательно проводящим часы отдохновенья, индийцам, практикующим гипноз на легковерных, пройдохам, продающим какую-то бурду в бутылочках как лекарство от всего. Здесь живут все диккенсовские персонажи, наконец. Кстати, о Диккенсе. Таким, как сыграл его Эндрю Скотт, вы вряд ли его где-либо еще увидите.
5.0