Поделиться
Тут не сыскать ни одного портрета Ленина, Троцкого, Сталина, Зиновьева или Каменева... Ленин после разгрома июльского прятался от полиции и едва ли имел желание позировать кому-то - поэтому своими "пятнадцатью минутами славы" наслаждался Керенский: отсюда два его портрета, написанные Ильей Репиным и его учеником Исааком Бродским.
В 1917 году Репин пишет картину "Большевики", больше напоминающую карикатуру. Кустодиев изображает победителей в виде великана-богатыря, высящегося над массой "людишек" толпы. Великана этого за Франкенштейна, конечно, не примешь, но ощущение угрозы от него остается.
Тема провидения (кстати, заданная цитатой из Хлебникова) на выставке не звучит даже в разделе, посвященном утопиям авангарда. Супрематические композиции Малевича предоставили по такому случаю лондонская Тейт Галерея и немецкий Музей Людвига, картины Марка Шагала привезли из Центра Жоржа Помпиду и Музея-квартиры И.И. Бродского, "французистый" автопортрет Роберта Фалька и скульптурный Натана Альтмана - из коллекций самой Третьяковской галереи...
В названии выставки есть цифры - но она "не к дате". Перед нами история вовсе не о том, как художники слушали "музыку революции"; и не стоит искать актуальность в модернистских произведениях . Скорее, это история не о ликах - а о быстро сменяемых личинах и масках времени. И в этом смысле - она очень актуальна.
Не является ли выставка попыткой вернуться к точке отсчета и начать все с чистого листа?
Зельфира Трегулова, директор Третьяковской галереи: В какой-то степени. Существовало несколько подходов. С одной стороны, мифологизированная история Октября, которая к реальности имела мало отношения. С другой - в позднее советское и постсоветское время была попытка представить этот период под тегом "авангард и революция". Супрематизм, прорыв к "беспредметному искусству", осуществленный Малевичем в 1915 году, накладывался на революцию политическую 1917-го. И тот, и другой подход были далеки от объективного, вдумчивого вглядывания в этот год и этот исторический период. Мы сделали выставку, чтобы представить достаточно полную картину того, что происходило в искусстве в 1917 году.
Впечатляет многообразие голосов. Перед нами художники самой разной этической, эстетической и политической позиции. Мне задавали вопрос, почему художники не изображали конкретные события, а занимались глобальными концепциями... Да потому, что ощущали слом эпох и пытались его осмыслить. Мы делаем выставку, пытаясь из нашего 2017 года спокойно посмотреть на это время и не вставать на сторону той или иной партии.
Политической?
Зельфира Трегулова, директор Третьяковской галереи: Нет, художественной. В тот момент дискуссии о путях развития искусства носили очень жесткий характер. Мне кажется, нам удалось увидеть этого "некто 1917", не идя на поводу у своих художественных предпочтений. Именно поэтому нам было важно продемонстрировать, что для художников "сиюминутные" события истории были менее значимы, чем желание воплотить свое ощущение момента, эпохи - через сложные общие категории и понятия. У каждого они были свои. У одних миф о народе, у других - утопия авангарда, третьи стремились прочь от реальности, создавая утонченные эстетские произведения. Кто-то запечатлевал реальность города, противопоставляемого идиллически изображаемой деревни. В то же время Борис Григорьев, вглядываясь в народ, работает над "Ликами России", которые прочитываются как "подтекст" революции. Художники не могли предвидеть трагические последствия того, что происходило на их глазах. Но многие из них, вне зависимости от того, работали ли они в рамках фигуративного искусства или открывали новые пути в искусстве беспредметном, ощущали слом эпох.