В Красноярске открылась XII Биеннале музейного искусства

Тема нынешней биеннале "Мир и мiръ: художественное открытие русской деревни" предложена одним из кураторов основного проекта Симоном Мразом, директором Австрийского культурного форума, атташе по культуре посольства Австрии в России и фанатом русского искусства. Слово мiръ означало не только мир крестьянской общины и сельского схода (отсюда - "решать всеми миром" или "идти по миру"), но и вселенную и род человеческий (поэтому заботы - "мирские" и "пир на весь мир"). В сущности, эта тема - блестящая находка, золотая жила, что тянет на масштабную многолетнюю разработку, а не на одну выставку. Если в Екатеринбурге придумали и создали Уральскую индустриальную биеннале, то Красноярск вполне мог бы выстроить биеннале вокруг "мира и мiра". Благо тут есть сильный музейный потенциал (дюжину биеннале в Сибири провести - не шутка). Есть и традиции. Кроме Шушенского и бывшего музея Ленина здесь есть, например, музей-усадьба Геннадия Васильевича Юдина (1840-1912), заводчика, купца, страстного библиофила, собравшего одну из крупнейших библиотек своего времени (под нее был отдан большой деревянный дом, в котором сейчас расположился музей). Финансовые трудности и болезнь вынудили его продать библиотеку в 1906 году: он не нашел покупателя в России, и его книжное собрание приобрела Библиотека Конгресса США. Но за следующие шесть лет, отпущенные Геннадию Васильевичу судьбой, он собрал еще 10 тысяч томов, большая часть которых осталась в городе. Музей Г.В.Юдина стал одной из площадок биеннале, открыв двери для молодых художников. Другой вопрос, что финансирование под "крестьянскую" тему найти сложнее, чем под "индустриальную": крупные агропромышленные комплексы не замечены в интересе к культурным проектам, не говоря уж о поддержке современного искусства.

Именно благодаря "широте" темы "Мир и мiръ", трудно рассчитывать на ее раскрытие в одном проекте. Но нельзя не заметить, что кураторы фактически аккуратно обошли узловой момент сюжета - встречу крестьянского мира не только с революцией, например, промышленной или советской, но и с капитализмом. Меж тем 27-летний Владимир Ульянов над самой основательной своей книгой "Развитие капитализма в России" работал в том числе и в частной библиотеке Юдина. Собранная им сухая статистика доказывала - "в цифре" - начавшийся процесс расслоения крестьянской общины. Могу ошибаться, но, похоже, аналогичного экономического труда на отечественном материале на конец ХХ века у нас нет.

Показательно, что тема истории практически не интересует художников, представленных на биеннале. Едва ли не единственная работа, затрагивающая тему истории, - замечательно остроумный проект "Индекс трансцендентности" группы "Куда бегут собаки". На открытии художники сварили борщ по двум рецептам, где количество свеклы, картошки, капусты и других ингредиентов традиционного борща высчитывали автоматически два компьютера - в зависимости от этого самого индекса трансцендентности с 1900 по 1917 и с 2000 по 2017. За основу индекса брался математический анализ текстов этих двух периодов. С мясом соотносились философские тексты, с картошкой - проза, с капустой - публицистика, со свеклой - газетные новости, с приправами и солью - личная переписка и объявления. В качество маркеров использовали слова, соотносимые с абстрактными понятиями, содержание которых не подвергается сомнению (от обозначений сакральных понятий до слов "быть" и "свой"). Если коротко, то суп "до 1917 года" получился круче - индекс трансцендентности у текстов был выше.

Кураторы основного проекта "плясали" не столько от истории, сколько от восприятия художниками мiра и взаимодействия с ним. С одной стороны - это ностальгический идеальный образ отчего дома, со стареньким домотканным полотнищем вместо флага малой родины, как в работе Леонида Тишкова. Это домашний космос - в условной музейной избушке, но с окнами света в раме подлинных деревянных наличников из села Николаевка под Красноярском. С другой стороны, это экзистенциальный "Ландшафт" Ани Желудь, где нет границы между селением и кладбищем, миром живых и предков, чертежом будущего и остовом руин. Строгая прозрачность геометрии у Ани Желудь уживается с тяжестью металлического прута, ставшего "линией". Узнаваемая манера художницы отсылает к трагическому опыту русской деревни не менее, чем к минимализму. С этой работой перекликается концептуальная работа Бориса Матросова и Александра Паперно: их "Скупой русский пейзаж" - буквы, вырезанные в деревянном заборе, что открывают вид на "гороховое поле". Надо полагать, то, что зеленеет со времен царя Гороха.

Между этими пределами, мерцающими на границах памяти и небытия, скульптуры и инсталляции, пространства и времени (группа "Куда бегут собаки" тут обнаружила бы высокий индекс Т), есть проекты, ставшие плодом взаимодействия художников с незнакомым сельским мiром. От прекрасных рисунков австрийской художницы Катарины Кафф, которая увидела белорусский колхоз через призму "Крестьянского цикла" Малевича, до Международного сельского магазина в калужской деревне Звизжи (спасибо Архстоянию!). И вплоть - до очень деликатной интервенции Елены Чернышевой в мир старообрядческих поселений. Ее фотопроект "Унесенные верой" стал лирическим исследованием традиций жизни в гармонии с природой, с собой и своей верой.

Иногда, впрочем, художникам не удается "найти деревню", и тогда маркером исчезнувших поселений становятся растения. Графика Ильи Долгова, рисующего портреты трав и полевых цветов для своего поэтического гербария "Легко дичают" предлагает увидеть мир крестьянский как первый эшелон мира культур. Собственно, латинское слово "культура" изначально означало "обработку, возделывание" - и прежде всего земли.

Если Долгов совмещает оптику ботаника и взгляд крестьянина, то для Сергея Кищенко это соединение художественного, научного и исторического исследования становится главным приемом в его многолетнем проекте "Журнал наблюдений". Через историю коллекции семян, собранных академиком, селекционером, генетиком Николаем Ивановичем Вавиловым, умершим от голода в саратовской тюрьме в январе 1943, художник дает возможность увидеть трагическую судьбу генетики и ученых, представить опыт блокадников. Рядом с гербарием зерновых он дает засушенные неокультуренные растения, тут же - рецепты блокадной поры, как сделать голубцы из лопухов, щавеля и борщевика… Проект интересен тем, что "естественные" отношения человека и природы предстают как пласт разнообразных культурных, научных, сельских практик. Границы традиционной культуры возделывания земли и использования растений оказываются далеко не безусловными. Рецепт голубцов из лопухов - тому пример.

Многоголосие и неочевидность знакомого вроде бы мира демонстрирует замечательный видеоперформанс Олега Ивановича Пономарева, который объединился со своими коллегами-художниками Василием Слоновым, Александром Суриковым в чтении русского алфавита. Имена всех трех друзей, каждый из которых читает нараспев азбуку, складываются в трехчастное же знаковое имя: "Василий. Иванович. Суриков". Надо ли говорить, что эта "Азбука" от сибирских художников вступает в диалог не только с азбуками Бенуа, Бакста, Добужинского начала ХХ века, но и с ленинградским андеграундом 1980-х, который именовал город на Неве - городом "Петра, Ильича, Чайковского"? Впрочем, сам Олег Пономарев уверяет, что он имел в виду диалог с "Алфавитом" французского философа Жака Делёза. Но в этом и есть прелесть проекта "Мир и мiръ": его границы устанавливают сами художники.

*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"