В Большом театре прозвучала "Псковитянка" Римского-Корсакова
Концертный вариант партитуры "Псковитянки" своего рода прецедент для Большого театра, учитывая легендарную историю постановок этой оперы на его сцене: начиная с образа царя Грозного, ставшего "витринным" для самых знаменитых русских басов - Федора Шаляпина, Александра Пирогова, Марка Рейзена, Александра Огнивцева, Ивана Петрова, до канонического "исторического" концепта Леонида Баратова и Федора Федоровского - с их знаменитыми рисованными декорациями русских городов, кремлей, соборов, лесных буреломов в духе Шишкина, зипунами и боярскими кафтанами, хоругвями, колоколами - всем тем, что стало клише русской оперы в мире.
Сегодняшний спектакль Баратова-Федоровского - продукция Мариинской сцены. В Большом театре в последний раз "Псковитянка" ставилась почти двадцать лет назад, став последним спектаклем (а когда-то первым) для выдающегося дирижера Евгения Светланова. Его прочтение партитуры "Псковитянки" очевидно послужило образцом и для Тугана Сохиева, сконцентрировавшегося, прежде всего, на эпическом течении музыкальной ткани. Неторопливые темпы, тщательная проработка текста, подробные детали - "движение" тембров, сложнейшие ритмические фактуры, особенно в координации с хором и солистами, мрачно накатывающие крещендо и распирающий изнутри пульс колокольности. В звучании оркестра была широта и протяжность, открывались объемы, связывающие эту партитуру с "Годуновым" Мусоргского, но мощности и звукового масштаба, той тяжелой мрачной импульсивности, которые воссоздавали бы ужас и трагизм времен Ивана Грозного, оказалось не достаточно.
Подобное впечатление оставила и трактовка царя в исполнении баса Рафаля Шивека, приглашенного из Польши (две недели назад, к слову, он пел на сцене Большого театра партию князя Игоря). Безусловно, создать образ Грозного в концертном фраке сложнее, чем в царском облачении и в парике с хрестоматийными слипшимися прядями, так же, как и транслировать истероидность и психическую лабильность царя Ивана исключительно через нотный текст. У Шивека это образ прозвучал красиво и на удивление гладко, почти как речь мудреца - без той острой артикуляции, ерничества и хищной игры, ставших каноном исполнения партии Грозного со времен Шаляпина.
Влюбленных Ольгу, оказавшуюся внебрачной дочерью царя, и Тучу, возглавившего бунт псковской вольницы против Ивана Грозного, исполнили молодые певцы Сергей Радченко (тенор) и Мария Лобанова (сопрано) - старательно, слитно в дуэтах, вытягивая каждый звук в бесконечную певучую линию, словно отводя адресовавшиеся Римскому-Корсакову упреки в отсутствии мелодичности партитуры. Но практически все образы в спектакле остались в формате концертных, не отыгрываясь, даже по минимуму, мизансценически. И только хор создавал полновесное художественное впечатление, прозвучав в 120 голосов, как монолит - как голос народа, вольницы и государственной силы одновременно, мощный, нежный, мрачный, в финале молитвенный: "Божьей милости нет конца", когда оркестр нагнетая звук, набирал "высоту", словно отлетающая к небу душа убитой Ольги.
Было бы странно, чтобы и на этот раз концертная версия "Псковитянки", не сходившей со сцены Большого театра десятилетиями, как и прежние "концертные" оперы, представленные Туганом Сохиевым в Большом театре ("Орлеанская дева" Петра Чайковского и "Путешествие в Реймс" Джоаккино Россини), осталась без своего сценического воплощения. Это тем более актуально, что опер большого русского стиля на сцене Большого сегодня представлено очень мало - нет ни "Сусанина", ни "Хованщины", ни "Опричника", ни "Мазепы", ни многих других, что презентовали когда-то репертуар Большого театра в мире.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"