"Я, Олег": феномен фильма Бориса Хлебникова "Аритмия"

Совсем недавно на экраны вышел фильм Бориса Хлебникова "Аритмия", который уже успел стать одним из самых неожиданных и радостных событий в российском кино в уходящем году. Отличная актерская игра, правдивость изображаемого на экране, тщательно продуманный сценарий, где практически каждая реплика - причем обычно незамысловатая - становится мелким, но поразительно тонким и четким штрихом, высвечивающим новые грани повседневной реальности. В этом, кстати, еще одно достоинство фильма - даже предельно упорядоченная в своей убийственной механистичности жизнь людей, привыкших ориентироваться во времени по сменам и дежурствам, оказывается сложным многоярусным конструктом, хотя, казалось бы, что может быть ординарнее сегодняшней повседневности?

Глядя на пласты современного мироздания, можно различить ударопрочную толщу хорошо прижившихся старых порядков и хлипкие, уже успевшие обветшать пластмассовые декорации последних лет, которые нет смысла подновлять, так как они не подлежат никакому восстановлению. Пустоты можно заливать разве что цементом бюрократических предписаний, а когда такой дефицитный материал заканчивается, в дело идет токсичный клей самодеятельного творчества "эффективных управленцев", и он сразу же вступает в опасную реакцию со всем остальным и постепенно разъедает фундамент.

Забавно и одновременно до жути горько, что речь идет о реалиях страны-правопреемницы государства, совершившего аж две революции. Помимо внутренней со временем произошла и другая, за его пределами, как некая попытка сконструировать "капитализм с человеческим лицом" - многие "прогрессивные" государства в качестве контрдовода были вынуждены создать некое подобие бесплатной медицинской помощи для населения, за столетия привыкшего оценивать жизнь и шансы на ее спасение уровнем собственного заработка.

И тем не менее настало время обратно заимствовать тот зарубежный (в данном случае - кинематографический) опыт, который не имел бы никаких шансов на появление в отсутствие на земном шаре государства, сформулировавшего "крамольную" мысль - все люди равны, а, значит, имеют одинаковое право на удовлетворение базовых жизненных потребностей. Соцреализм медленно, но верно отвоевывает свое право на существование. Совсем недавно маэстро Кен Лоуч заставил вновь вспомнить о себе, сняв потрясающий по своей силе и ультимативный в своем смертном приговоре фильм "Я, Дэниел Блейк". И при просмотре "Аритмии" где-то на задворках сознания маячит его призрак.

Хлебников выносит о нашем настоящем все-таки более оптимистичное суждение, чем Лоуч - о "старой доброй" Англии, и это вселяет некоторую надежду. Дэниелу некуда сунуться, некуда приткнуться, потому что все те, кто занят в секторе государственных социальных услуг, являются мини-менеджерами с соответствующим мышлением, даже если это функционеры самого низового уровня. В "Аритмии" же Олег и его коллеги полностью осознает гибельность и бесчеловечность подхода 20/20, выработанного самодуром-начальником подстанции "скорой помощи". Пускай они и мало что могут изменить на деле, но их мнение едино, они выступают одним фронтом и, на самом деле, являют чудеса самоорганизации, умудряясь не возводить стандарты в золотое правило, пускай и к вящему недовольству работников других звеньев и областей медицины. Человеческое еще не задушено окончательно, однако уже начинает страдать от гипоксии.

Как бы то ни было, главная тема фильма - семейные отношения, особенности профессии, вернее - организации трудовой деятельности, донельзя изнуряющий в своей безысходности быт и, как следствие, полный разлад в жизни молодой семьи. Диалоги героев, неумелые попытки выслушать друг друга, неоцененные душевные порывы, чистые, благие намерения круто изменить жизнь со следующей недели и такие же терпеливые и бесплодные попытки дать близкому еще один шанс, выслушать его, смолчать, запастись терпением - все это изображено донельзя правдиво.

Эта внутренняя беспомощность и ранимость, в равной степени трогательная и трагичная, неумение жить счастливо и стремление жить честно, неизбывная вера в лучшее и знание о том, что по-другому, по-человечески, жить в принципе возможно (только все никак не получается), характеризуют то хрупкое поколение, которое вынуждено осознавать себя через разочарования и противоречия. Они, рожденные на излете канувшей в небытие эпохи, росли, с боязнью и недоверчивостью вглядываясь в мир вокруг, суливший разве что до конца развеять по ветру их мечты, стереть в прах идеалы той, прежней жизни, полученные в наследство от бабушек и дедушек, родителей и, кому повезло, хороших учителей. Многие из них как-то выстояли, не изменив себе. Но, крепко держась за отвоеванное, они не в силах протянуть руку помощи самым близким, так как сил, прежде всего, душевных, на борьбу на два фронта - за себя (вернее, свою работу как право на существование) и за другого, пусть и самого родного, часто не хватает. Но эти люди есть. Пока еще есть. И, вполне возможно, только они еще и способны возвратить сердцу общества синусовый ритм. Наплевав на свой страх и риск на требование 20/20, вложив в это дело столько сил и времени, сколько нужно.