Люк Персеваль: Главное в театре - не ответы, а его ритуальность

Одним из знаковых проектов театрального фестиваля "Балтийский дом" в Петербурге стало многочасовое действо фламандского режиссера Люка Персеваля "Трилогия моей семьи. Любовь. Деньги. Голод" по циклу романов Эмиля Золя. 1 семья, 12 актеров, 3 музыканта и 7 романов. По сути, это социальная панорама и попытка через историю семьи Ругон-Маккаров рассказать, как индустриализация и капитализм ломают людей и почему храмами становятся рынки и лавки.

Люк, почему именно сага Золя о Ругон-Маккарах?

Люк Персеваль: Объективно, это был заказ биеннале, который проходит в Рурской области - бывшей промышленной области Германии. И мне хотелось сделать что-то, связанное с горняками. Так появился "Жерминаль" Золя. И постепенно я втянулся в этот огромный, двадцатитомный цикл о семье Ругон-Маккаров. Из него я выбрал только семьи, в которых прослеживается судьба двух ветвей этой семьи. Мне кажется, что сейчас как раз пришло время обращения к подобному эпическому материалу, который позволяет посмотреть на мир и на всех нас через призму большого зеркала. Золя в этом цикле задается вопросом: способно ли человечество создать лучший мир?

Капитализм - это не что-то навязанное людям внешней силой, а система, которая рождается из эгоизма человека

И оказалось, что между серединой XIX века и началом XXI века легко прослеживается связь...

Люк Персеваль: Да. Интересно было проследить, где находятся корни той экономической системы, которая по-прежнему влияет на нашу жизнь. И, кстати, именно в то время была заложена основа ближневосточного конфликта. Золя описывает, что капитализм - это не что-то навязанное людям внешней силой, а система, которая рождается из эгоизма человека. И еще для меня эта трилогия в каком-то смысле о природе. Она показывает нам человека во власти экономической или военной стихии. Она о стремлении человека выживать и о том, на что способен человек.

Прежде человек имел подпорки в виде религии, культуры, веры в прогресс и разум человека. Сейчас это все не работает. На что же нам опираться?

Люк Персеваль: На любовь… Я вырос в маленькой деревне, и я твердо знал дорогу к церкви и к школе. И еще я знал дорогу из деревни; если бы я ее не знал, то никогда бы не освободился от того, что меня с детства окружало. Сегодня молодой человек, оглушенный многообразием мира, просто не знает, куда ему идти и как ему освободиться от того, что его окружает. В этом многообразном, сложном и запутанном мире единственный путь, по которому может идти человек, - это путь возвращения к себе самому, к простой истине, что спасти нас может только любовь.

В трилогии через образ продажной Нана вы показали любовь в достаточно уродливой форме.

Люк Персеваль: Да, это поврежденный образ любви, раненый. И он показывает, что человек не может выжить, опираясь исключительно на свои животные инстинкты, стремление доминировать и обладать. Пазолини как-то написал: "капитализм - это порнография". Это не форма любви. Это разрушенная любовь. Здесь доминирует страх. И когда Нана задает вопрос: "Ты веришь в Бога, в то, что нас ждут небеса?" - в этом проявляется ее страх умереть в одиночестве. Я верю, что до тех пор, пока нами будет править страх, мы не выберемся из этой саморазрушительной спирали. И вытащить из нее нам может только сила, которая гораздо больше, чем страх. Это любовь.

Вы занимаетесь театром уже больше 30 лет. Так что сегодня главное в этой институции?

Люк Персеваль: Я уже сорок лет как отец, а скоро стану дедом, и все эти годы задаюсь вопросом: что я могу сделать, чтобы у моих детей было лучшее будущее. Но я не думаю, что театр имеет право говорить людям, как они должны жить. Мы можем только спровоцировать людей на какие-то размышления, помочь осознать то, что было, и постараться извлечь из этого уроки для будущего. Мне кажется, что главное в театре - не ответы, а его ритуальность. Именно поиск этих ответов может нас объединить. Я уверен, что во всех школах мира, без исключения, без различия пола и возраста, должны быть свой театр и хор. Сегодня надо возвращать людей к искусству, учить вчитываться в книги, вслушиваться в музыку. Учить языку искусства. Мир стал невероятно пестрым - и кто-то оказался на обочине из-за цвета кожи, кто-то из-за статуса, кто-то из-за религиозных убеждений. Дом тоже не воспринимается, как тыл, потому что практически отсутствует семейная среда из-за занятости родителей. Ребенок предоставлен сам себе, он должен справляться со своими сомнениями и страхами сам, в одиночку. В результате сегодня детская депрессия становится большой проблемой в Европе. Дети теряют социальные навыки, навыки установления контактов. И в этом смысле театр в школе может оказаться настоящим спасением - дети за счет совместного существования на сцене учатся открывать искусство, открывать новые для себя смыслы.

Над чем вы сейчас работаете?

Люк Персеваль: Над "Ромео и Джульеттой". Это будет постановка в Вене, с участием людей с деменцией. Для меня это пьеса, которая убедительно показывает, что настоящая любовь возможна только вместе со смертью. Ведь настоящая любовь связана с фатальной наивной верой. А она возможна, только когда нет никаких иллюзий о возможных встречах в будущем. Поэтому я всегда, когда смотрел спектакли по "Ромео и Джульетте" в исполнении молодых артистов, никогда не верил им. И сейчас мне хочется осуществить эту постановку с пожилыми актерами, для которых любовь как смерть гораздо реальнее. Мы живем в такое время, когда старость отодвигается все дальше и дальше. И мне хочется сделать спектакль, в котором я обниму старость.