Поделиться

    Геннадий Бочаров: Долгие мгновения века

    Нью-Йорк. Угловой дом на Мэдисон-авеню и 5-ой str. Здесь живет Мэри Хемингуэй. Я у нее в гостях. "Эрнест не очень-то любил Нью-Йорк", - роняю я. "Он его ненавидел, - возражает миссис Мэри. - А я люблю. И эту квартиру люблю тоже. Ее, правда, пришлось расширить. Прикупила у соседей две комнаты". Говорим об Эрнесте. Говорим о литературе. О жизни в Америке и жизни в СССР.

    Миссис Мэри не теряет интереса к жизни. Не замыкается в многоголосной тишине возраста. Спрашиваю о судьбе архива писателя. "Слухов много". "Слухи - это наша вторая с Эрнестом биография". Отвечает подробно: архив запросил Йельский университет. Я отказалась. Вторым был Колумбийский университет. Отказалась тоже. Третьим - Принстонский". "А дальше?" "А дальше мне позвонила Жаклин Кеннеди. С тех пор архив Эрнеста на вечном хранении в мемориальной библиотеке Джона Кеннеди".

    Вечер. Первые неоновые стрелы рекламы скользят по темно-синей эмали нью-йоркского неба. Миссис Мэри берет мой дорожный блокнот. Пишет несколько строк. "Мой самый короткий репортаж". Поздравляем друг друга с наступившим Рождеством. На краю инкрустированного столика узкая бумажка. Надпись: "Каждый в этом мире Иисус, и каждый будет распят". Прощаемся.

    Москва. Три месяца спустя. Ночь. Радиоголос: "Сегодня в одной из клиник Нью-Йорка скончалась Мэри Хемингуэй - вдова Лауреата Нобелевской премии, классика мировой литературы Эрнеста Хемингуэя". Включаю свет. Приемник выключен. Откуда голос? Звоню в Нью-Йорк. Друг перезванивает. "Я только что говорил с миссис Мэри. Жива и здорова. Ей перевели твой материал из "КП". Сказала, что фразу: "Рождественская елка за спиной миссис Мэри сияла, как ее прошлое", мог написать только хам". Ты не оставил женщине ни одного огонька на завтра..."

    Пять месяцев спустя. Москва. ТАСС: "Сегодня в одной из клиник Нью-Йорка скончалась Мэри Хемингуэй ..." Новый слух? Есть вещи, которые не стоит даже пытаться объяснять. Собственную жизнь, например.

    Поделиться