Шнуров - певец с фирменной хрипотцой, автор песен "В Питере пить" и др. - хулиганских и не всегда с цензурной лексикой - по милости режиссера оказался втянут в одну из сложнейших оперных партитур. Бархатов увидел в лидере "Ленинграда" нечто, напомнившее холерический темперамент авантюрно настроенного художника эпохи Ренессанса, известного своей аполитичностью.
"Для меня современный Челлини - это Сергей Шнуров, один из самых интеллектуальных людей, кого я знаю", - заявил 34-летний режиссер. И специально для медийного Шнурова он придумал драматическую ипостась Челлини. На протяжении трехчасового спектакля его надтреснутый, рокерски заточенный голос - поначалу будто огрызающийся, но к концу сгладившийся и помудревший - несколько раз останавливал музыку краткими анекдотами из жизнеописания легендарного флорентийского скульптора и живописца. Во время увертюры лидер Шнуров в "гобеленовом" пиджачке и красных трениках с белыми лампасами вышел на сцену, оформленную как зал люксового ювелирного мультибрендового бутика со стеклянными витринами.
Туда же неспешно прошествовал и берлиозовский "оригинал" - Бенвенуто Челлини, одетый по правильной исторической моде XVI века в черный бархатный берет с пером, бриджи и тяжелый кафтан. Заметивший чужака герой в трениках принял агрессивную стойку завзятого забияки, но драки удалось избежать, и после пары минут всматривания друг в друга "интеллектуалы" разных эпох решили поменяться костюмами, заполнив переодеванием время до конца длинной увертюры. Оперный Челлини в трениках переметнулся на пять веков вперед и вместо римского карнавала очутился в душном ювелирном салоне. Но на этом тема "исторической эволюции homo sapiens" была исчерпана, а было бы любопытно понаблюдать за жизнеспособностью ренессансных нравов в XXI веке хотя бы как в какой-нибудь комедии "Пришельцы" с Жаном Рено.
В 2007-м премьеру поддержал могучий петербургский глянец "Собака". Это было акцией по привлечению публики в Концертный зал Мариинского театра, тогда еще не так раскрученный. За десять лет эта публика повзрослела, былой гламурный блеск смыло, страна изменилась, а светские львы оделись в другие одежды и стали свободны совсем другой свободой. Темы резко опустевших сегодня дорогих ювелирных бутиков и аморальных, финансово разнузданных корпоративных вечеринок утратили былую актуальность. Интереснее было бы увидеть новый взгляд на оперу Берлиоза.
Василий Бархатов ограничился "работой над ошибками", очистив спектакль от лишнего сора и битого стекла витрин на сцене, которыми запомнилась его предыдущая трэшевая версия. Он избавился от чрезмерной суеты, сделал купюры, оставшиеся почти незамеченными, и завершил оперу не провалом Челлини, а живой статуей Персея с головой Горгоны, скопировавшей флорентийский подлинник. Согласно либретто, именно эту статую заказал изваять в короткие сроки сам Папа Римский Клемент VII, чтобы отпустить грехи. Перекочевали из прошлого спектакля настоящие фокусы с доставанием крысы и кролика - то, что в музыке Берлиоза написано красочными сценами карнавальных гуляний, - и пузатые белые зайцы, в которых прискакали Челлини и его конкурент Фьерамоска.
Так или иначе, но былая острота и безбашенная, слабо отрефлексированная дерзость осмеяния антиинтеллектуальных нравов светских тусовок уменьшили свой накал. Зато не уменьшила его музыка Берлиоза, слушавшаяся на этом фоне буйным романтическим авангардом 1837 года выпуска. Поражавшая воображение неукротимыми темпами в ансамблях, импульсивной игрой вертлявых ритмов с постоянным смещением акцентов, фейерверками фактур, тембров и уникальным мелодическим изобилием, она полностью соответствовала гиперактивности главного героя и его пестрому римскому окружению. В титульной партии также героически, хоть и не без усилий, держался тенор Сергей Семишкур, хотя десять лет назад он справлялся с ней беспечно, готовый петь хоть два раза подряд.
Партию его возлюбленной Терезы с редкой легкостью, грацией, чистотой и наполненностью тона артистично, с отскакивавшим от зубов французским исполнила сопрано Анастасия Калагина. Челлиниевскому ученику Асканио досталось роскошное меццо Екатерины Крапивиной. Бессменным Клементом VII был бас Геннадий Беззубенков, а бас Олег Сычев впечатляюще дебютировал в партии заносчивого отца Терезы. За пультом очень не хватало Гергиева, который мог бы добавить действу нотку авантюризма и праздничное ощущение хорошо подготовленной импровизации. Кристиану Кнаппу хватило сил лишь на то, чтобы удержать в руках неведомо куда несущуюся тройку - с трудом управляемую стихию под названием "музыка Берлиоза".