Поделиться
Нашумевший в свое время роман Кристоф построен как дневник мальчишек-близнецов, чье взросление пришлось на годы Второй мировой. Страна оккупирована фашистами, мать отправляет сыновей к бабушке, из большого города в маленький - там проще прокормиться. Правда, бабушка гневливая, жесткая и скупая. Недаром соседи зовут ее ведьмой и говорят, что она отравила мужа. Голодно. От взрослых Клаусу и Лукасу достаются затрещины и оскорбления. Чтобы выжить, ребята методично закаляют тело и дух, вытравляют в себе эмоции, которые делают человека беззащитным. Учатся убивать (на животных) и проявлять милосердие (помогая душевнобольной девушке), красть и зарабатывать. Тренируют память, заучивая главы из Библии, - но никогда не молятся.
И еще они описывают происходящее в толстой тетради. Только факты, никаких ненадежных слов типа "любить". Сухой телеграфный стиль.
Вот и в спектакле "Глобуса" герои озвучивают дневниковую хронику ледяным тоном. Эта странность помогает преодолеть естественный для первых минут диссонанс: 30-летние артисты, внешне абсолютно разные, изображают восьмилетних близнецов. Ближе к концу детские истерики сменяются сдавленными мужскими рыданиями, и герои кажутся значительно взрослее тех, кто их играет.
За три часа сценического времени братья проходят школу жизни, которая стоит многих университетов. Темы уроков - на доске (например, "Упражнение на жестокость"). Челки набок, руки на столе, отвечают почти всегда без запинки. Отличники.
"Мы начинаем с рыб. Разбиваем им головы… Скоро мы можем хладнокровно резать кур, гусей, кроликов… Лягушек прибиваем к доске и вспарываем им брюхо", - фиксируют они свои достижения. Когда немцы, отступая из города, уничтожают пленных, братья идут смотреть на костры из трупов и делают вывод: "Сначала их убили, а потом уже подожгли".
Навыки и наблюдения приходится использовать, чтобы избавить от мук женщину, которой после нашествия воинов-освободителей становится незачем жить ("Мы перерезаем ей горло бритвой… поджигаем дом"), и дать яд бабушке, которую хватил апоплексический удар. Садизм? Отчего же. Обеим мальчики готовы были помочь. Бабушке исправно меняли подгузники. Просто обе просили их умертвить. А в Писании сказано не только "не убий", но и "просящему у тебя дай".
В этой истории белое выглядит черным, как на негативной пленке. Любимая мать оказывается предательницей, святоша - сластолюбцем, вымогатели - Робин Гудами. Ведьма-бабушка и сосед-фашист на поверку совестливее, чем добрая служанка приходского дома. Вторая мировая война, твердо связанная для нас с нравственной катастрофой, неявно ассоциируется здесь со Всемирным потопом. Главу о нем братья заучили - и будто сколачивают свой ковчег. Их поступки, продиктованные заботой о выживании, порой выглядят чудовищными, а "объективное" изложение - циничным. Однако этический кодекс близнецов - не что иное как декалог.
Последним, самым сложным, упражнением для мальчиков, которые составляют одно целое, становится разлука. Лукас переходит границу по трупу отца, который подорвался на мине, а Клаус остается дома, с дневником и фотоаппаратом.
Снимают они постоянно. И монохромный спектакль похож на проявку фотографии: на белом фоне проступают очертания фигур, затем (по мере того, как зритель уясняет мотивы поступков) - полутона. Неслучайно сцену встречи подросших близнецов с отцом играют дважды, в начале и в конце. Первый раз "объективно" - так можно описать в толстой тетради: отец вернулся из плена и спрашивает, как перейти границу. Светлые одежды, ровные голоса, еле заметные тени эмоций. Повторный эпизод рисует отца жалким и перепачканным грязью, детей - одетыми в серое, с почерневшими лицами.
Формально "Толстая тетрадь" - постановка вегетарианская: насилие выведено за скобки, страсти никто не нагнетает. Но терапевтический шок публике обеспечен.
Алексей Крикливый, главный режиссер Новосибирского академического молодежного театра "Глобус":
- Для нас в этой истории была важна тема взросления человека - из чего оно складывается? Путь, который проходят герои спектакля, по сути, преодолевают многие люди. Просто здесь ситуация заострена тем, что вокруг война. Работая над спектаклем, мы не нацеливались с голливудской расчетливостью на определенную возрастную группу зрителей (ограничение 16+ связано просто с нормами федерального закона). По-моему, вопрос о том, что такое человечность, актуален для всех. Я им бесконечно задаюсь.